175  

– Мои девочки, – вдруг прошептал Тео.

Казалось, он наконец-то понял – как будто до этого представлял себе и другие варианты развития событий.

– У меня же две девочки, – повторил он, как во сне, глядя на Тересу и не видя ее. В слабом свете каютной лампочки его щеки казались более впалыми: два продолговатых черных пятна от скул до челюстей. Он больше не походил на испанского надменного орла.

Тереса глянула на бесстрастное лицо Поте Гальвеса. Ей доводилось читать истории о самураях: когда кто-нибудь один делал себе харакири, друг добивал его, чтобы не дать ему потерять самообладание. Чуть сощуренные глаза киллера, ловящие каждый жест хозяйки, лишь подчеркивали ассоциацию. Жаль, подумала Тереса. Самообладание. Тео держался хорошо, и мне хотелось бы видеть его таким до самого конца. Вспоминать его таким, когда будет больше нечего вспомнить, если я сама останусь в живых.

– Мои девочки, – снова повторил он.

Его голос звучал глухо и слегка дрожал, точно внезапно озяб. Невидящие глаза, устремленные в никому не ведомую точку. Глаза человека, который уже далеко, уже мертв. Мертвая плоть. Она знала ее крепкой, твердой. Она наслаждалась ею. А теперь это была мертвая плоть.

– Перестань, Тео.

– Мои девочки.

Бывает же такое, удивленно подумала Тереса. Твои девочки – сестры моего сына или, может, станут ими, если через семь месяцев я все еще буду дышать. А мне наплевать на то, что во мне. И точно так же мне наплевать на то, что оно еще и твое, и что ты уходишь, даже не зная, и незачем, черт побери, тебе о нем знать. Она не чувствовала ни жалости, ни печали, ни боязни. Лишь такое же безразличие, как к тому, кого носила в утробе. А еще ей хотелось скорее положить конец этой сцене, как, бывает, хочется покончить с каким-либо неприятным делом. Корабль, который отчаливает, сказал Олег Языков. Ничего не оставляя позади. В конце концов, подумала она, это они привели меня сюда. В это место, к этим мыслям. Все они: Блондин, Сантьяго, дон Эпифанио Варгас, Кот Фьеррос, сам Тео. И даже Лейтенант О’Фаррелл. Тереса посмотрела на Поте Гальвеса, и он ответил взглядом своих прищуренных, выжидающих глаз. Это ваша игра, подумала Тереса. В которую вы играли всегда, а я просто меняла доллары на улице Хуарес. Я никогда не рвалась прыгнуть выше головы. Не я выдумывала ваши идиотские правила, но в конце концов мне пришлось усвоить их. Тереса поймала себя на том, что начинает злиться, и поняла: в таком состоянии она не должна делать того, что еще осталось сделать. Поэтому, опустив голову, мысленно сосчитала до пяти, чтобы успокоиться. Потом медленно, едва заметно кивнула. Поте Гальвес достал из-за пояса револьвер и потянулся к лежащей на койке подушке.

Тео еще раз прошептал «мои девочки», а потом этот шепот перешел в долгий стон, похожий на протест, или на упрек, или на рыдание. Или, может, на все сразу вместе. Направляясь к двери, она заметила, что его расширенные глаза по-прежнему устремлены в какую-то отдаленную точку, и поняла, что он не видит ничего, кроме темного, наполненного тенями колодца, к краю которого его толкают. Тереса вышла в коридор. Лучше бы он успел надеть ботинки, подумала она. Не дело мужчине умирать в одних носках. Она услышала приглушенный выстрел в тот момент, когда взялась за перила трапа, чтобы подняться на палубу.


* * *


За спиной послышались шаги киллера. Не оборачиваясь, Тереса ждала. Подойдя, он облокотился рядом на мокрый планшир. На востоке едва начинала брезжить светлая полоска, огни берега все приближались; точно на севере то вспыхивал, то гас маяк Эстепоны. Тереса натянула на голову капюшон. Становилось холодно.

– Я вернусь, Крапчатый.

Она не сказала, куда. Излишне. Массивная фигура Поте Гальвеса чуть ниже наклонилась над планширом.

Киллер молчал и думал. Тереса слышала его дыхание.

– Настала пора свести старые счеты.

Он молчал. Наверху, на капитанском мостике, подсвеченные бортовыми огнями, вырисовывались два силуэта: капитан и вахтенный матрос. Глухие, немые и слепые. Отрешенные от всего, кроме своих приборов.

Они получали достаточно, чтобы их не касалось ничто из происходящего на корме. Поте Гальвес по-прежнему стоял, наклонившись, глядя на шумящую внизу черную воду.

– Вы, хозяйка, всегда знаете, что делаете… Но, сдается мне, это может плохо обернуться.

– Прежде я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждался.

Он растерянно провел рукой по волосам:

– Да что вы, хозяйка… Одна?.. Вы уж не обижайте меня.

  175  
×
×