53  

– Мало-помалу она стала пользоваться уважением. Во-первых, потому что уважали галисийца. А во-вторых, потому что она была единственной женщиной, которая выходила в море и рисковала своей шкурой. Поначалу народ отнесся к ней с издевкой: а этой, мол, чего надо? Даже таможенники и жандармы отпускали шуточки. Но когда стало известно, что она в деле не уступит мужчине, отношение изменилось.

Я спросил, за что именно уважали Сантьяго, и Лобато, соединив колечком большой и указательный пальцы, сделал знак «о’кей».

– Этот галисиец был нормальный парень, – сказал он. – Молчун, работяга. Настоящий галисиец во всех отношениях. Я имею в виду, не из тех подонков, для которых нет ничего святого, и не из тех обкуренных, которых много в гашишном бизнесе. У него была голова на плечах, и задираться он не любил. Порядочный, не зазнайка. Шел на свое дело так, как люди ходят на работу. Другие, льянито, скажут тебе: завтра в три, а сами в это время вполне могут преспокойно обрабатывать свою девчонку или пить в баре, а ты стой себе под фонарем, зарастай паутиной да смотри на часы. Но уж если галисиец говорил: я завтра выхожу в море, – значит, так и будет. Выходил с напарником, даже если там волны четыре метра высотой. Хозяин своему слову. Профессионал. Что не всегда было хорошо, поскольку рядом с ним многие выглядели довольно бледно. Он надеялся подкопить достаточно денег, а потом заняться другим делом. Может, именно поэтому у них с Тересой все и шло так хорошо. Выглядели они просто парой голубков. Всегда за руку да в обнимку… ну, в общем, ты понимаешь. Все нормально. Но дело в том… в ней было нечто такое, что словно бы не давалось в руки. Не знаю, понял ли ты. Нечто такое, что наводило тебя на мысль: а искренна ли она? Только имей в виду, дело не в лицемерии, ни в чем таком. Я бы руку сунул в огонь за то, что она была хорошая девчонка… Я о другом. Я бы сказал, что Сантьяго любил ее больше, чем она его. Capisci?.. [46].

Потому что Тереса всегда была где-то на расстоянии. Она улыбалась, она была умницей и хорошей женщиной, и я уверен, что в постели они проводили время просто отлично. Но знаешь… Иногда, если приглядеться (а приглядываться – это ведь моя работа), в том, как она смотрела на всех нас, даже на Сантьяго, было что-то такое, что ты понимал: да ведь она не верит во все это. Как будто у нее где-то припрятаны бутерброд, завернутый в фольгу, сумка с одеждой и билет на поезд. Видишь, как она смеется, как пьет текилу – конечно же, она обожала текилу, – как целует своего парня, и вдруг ловишь в ее глазах какое-то странное выражение. Будто бы она в этот момент думает: долго это не продлится.


* * *


Долго это не продлится, подумала она. Всю вторую половину дня они занимались любовью, да еще как занимались, а сейчас шли под средневековой аркой в крепостной стене Тарифы, Эта крепость отбита у мавров – прочла Тереса на изразце, вделанном в камни, – во времена правления Санчо II Отважного, 21 сентября 1292 года. Деловая встреча, сказал Сантьяго. Полчаса езды на машине. Можем воспользоваться случаем, чтобы выпить по рюмочке, прогуляться. А потом поужинать свиными ребрышками у Хуана Луиса. И вот они шли, глядя на закат, сероватый от леванта [47], ерошившего море барашками белой пены, на пляж Лансес и побережье, уходящее к Атлантике, на Средиземное море с другой стороны и Африку, скрытую легким туманом, начинавшим темнеть на востоке, шли неторопливо, так же, как бродили, обняв друг друга за талии, по узеньким, беленным известью улочкам маленького городка, где всегда дует ветер – дует во всех возможных направлениях почти все триста шестьдесят пять дней в году. В этот вечер он дул очень сильно, и прежде, чем углубиться в город, они сидели в своем «чероки» и смотрели, как море бьется о волнорезы ниже парковочной площадки под стеной, рядом с бухтой Кадета, а мельчайшие брызги оседают на ветровом стекле. И когда они сидели там, удобно устроившись – Тереса прислонилась к плечу Сантьяго – и слушая музыку по радио, она увидела уходящий в море большой трехмачтовый парусник. Как в старом кино, он медленно удалялся к Атлантике, ныряя носом при самых сильных порывах ветра, растворяясь между его серой завесой и пеной, словно корабль-призрак иных времен, плывущий своим путем вот уже который год и который век. Потом они вышли из машины и, выбирая улицы потише, направились в центр города, по пути разглядывая витрины. Летний сезон уже кончился, однако терраса под навесом и зал кафе «Сентраль» были полны загорелых, спортивного вида мужчин и женщин – явно иностранцев. Светловолосые головы, серьги в ушах, майки и футболки с изображениями и надписями на груди или спине. Серферы, пояснил Сантьяго, когда они были тут в первый раз. Вот что значит – охота пуще неволи. Чем только ни занимаются люди.

  53  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×