Первый человек в Риме. Том 2

Она не походила на обыкновенную германку. Большинство женщин были высокими, мощными, но вполне гармонично сложенными, с длинными ногами и высокой грудью, льняного цвета волосами и голубыми глазами. Лица казались вполне привлекательными, если не обращать внимания на угловатость губ и маленький прямой нос. Германа была ниже Суллы /который имел приличный по римским меркам рост – чуть ниже шести футов/ и полнее кимвриек. Ее волосы, густые и длинные, имели тот неопределенно-расплывчатый оттенок, который принято называть мышиным. Ее темные серо-стальные глаза гармонировали с цветом волос. В остальном же она оставалась германкой – четко очерченные скулы, маленький прямой носик. Ей исполнилось тридцать; она была бесплодна. Если бы мужем ее был не вождь, Германа давно бы уже погибла.

Что делало ее такой непохожей на остальных и почему именно ее выбрали в жены два таких человека? Вряд ли из-за внешности. Первый муж считал ее очень противоречивой и притягательной, Сулле она показалась истинной аристократкой, надменной дамой, излучающей вокруг себя какое-то поле, манящее мужчин, поле чувственности. Они почти идеально подошли друг другу, поскольку Германа оказалась достаточно умна, чтобы оставаться нетребовательной, чувственной ровно настолько, чтобы муж не уставал от нее, но и получал много удовольствия от времяпрепровождения наедине; она всегда могла сделать интересный вывод и поддержать разговор. Скот Германы всегда был накормлен, подоен, вычищен и вылечен. В ее повозке всегда был порядок, сама повозка и посуда содержались в чистоте, продукты тщательно оберегались от порчи и грызунов. Одежда и белье регулярно проветривались и если нужно, подшивались. Ножи всегда были заточены. Она никогда ничего не забывала и все успевала. Словом, Германа была полной противоположностью Юлиллы.

Когда Германа поняла, что беременна – а она почувствовала это почти сразу – оба они обрадовались. Но Германа – особенно. Беременность оправдывала ее в глазах племени за прошлое бесплодие, вина за которое теперь падала целиком на покойного вождя. Это не слишком понравилось другим женщинам, но те ничего не могли сделать, поскольку к весне, когда кимвры направлялись на север, в земли атуатуков, Сулла был избран вождем племени. Для Германы это стало еще одним поводом для радости.

В секстилии, после утомительной беременности, Германа родила близнецов – больших, крепких, рыжеволосых мальчуганов. Сулла назвал одного Германом, а другого – Корнелем. Он буквально извелся, придумывая имя, в которое можно было бы впихнуть его родовое имя Корнелий, звучавшее слишком непривычно для германского уха. Вот и придумал – Корнель.

Малышей, как и всех близнецов, трудно оказалось различать даже матери и отцу: с каждым днем они набирались сил и почти не плакали. Близнецы-двойняшки считались редкостью, поэтому их рождение от пары пришельцев было воспринято, как добрый знак, что и послужило причиной избрания Суллы вождем этого небольшого племени. Вследствие чего Сулла и попал на большой совет, созванный Бойориксом, куда пригласили всех вождей после того, как Бойорикс провозгласил себя царем всех кимвров и их союза с другими народами.

Сулла понимал, что наступает тот час, когда он должен покинуть варваров, но отложил это до окончания большого совета. Его тревожило, что будет с Германой и сыновьями. Мужчинам племени он еще мог бы доверить ее судьбу и жизнь, но женщины вызывали у него опасение, а во внутриплеменных делах главенствовали именно они. Он боялся, что Германа будет убита, даже если ее сыновьям сохранят жизнь.

Наступил сентябрь, подошло время принимать решение. И Сулла сделал выбор. Времени оставалось совсем мало, но он сумел переправить Герману в ее родное племя, обитавшее не землях Германии. Он рассказал жене, кто он такой. Она была скорее восхищена, чем удивлена: он увидел, как она разглядывает мальчиков, будто видит их впервые и только теперь поняла, что они – сыновья полубога. Ни малейшего признака печали не отразилось на ее лице, когда он сообщил ей, что должен навсегда их покинуть, и лишь благодарность светилась в глазах, когда предложил переправить ее к родичам, ибо среди своих она будет в большей безопасности и сможет спокойно жить дальше.

В начале октября, в час, когда еще все спали, они откололись от гигантского скопища германских повозок, собрали стадо, принадлежавшее Германе, и уехали, стараясь не привлекать к себе внимание. Когда наступило утро, они все еще пробирались вдоль лагеря германцев, но их движение никого не заинтересовало. Два дня спустя они были уже далеко от стоянки.