Непредсказуемая Пейдж

Она должна быть сильной, а не слабой.

Она должна быть твердой, а не глупой.

Она должна сказать «нет!».

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Машина Антонио остановилась у светофора.

– Что ты делаешь завтра?

Пейдж ждала этого вопроса.

– Сегодня, ты хочешь сказать, – поправила она.

– Не будь такой педантичной, Пейдж.

– Я буду занята, – высокопарно произнесла она.

– Бог мой, занята! У тебя же нет сейчас работы. – Он бросил на нее недоверчивый взгляд.

– Нет, так будет! А потом, ты, очевидно, забыл, что я тебе рассказывала, Антонио, – продолжала Пейдж, гордясь собой, – я договорилась с одним агентством, там всегда найдется работа для секретарей. Правда, мне нечего надеть, за исключением того, что на мне.

– У тебя вообще больше нет одежды?

– Только то, что я ношу дома. Пара голубых джинсов, белая рубашка и черная куртка. А то, что хранится в гардеробах, – совсем не те платья, которые надевают на собеседование, – добавила она с горьким смехом. – Это платья времен «страстей по Антонио». Не сомневаюсь, ты легко припомнишь, как я спускалась вниз к ужину.

– Как ни странно, я действительно помню тебя в некоторых из тех платьев. И я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду.

Пейдж беспомощно уставилась на него, и он весело рассмеялся.

– Видела бы ты выражение своего лица! Я же говорил тебе, что меня всегда к тебе влекло. Ты мне не верила?

– Ответить одним словом? Нет!

– Тогда верь мне сейчас! – Голос у Антонио стал решительным.

Загорелся зеленый свет, и Антонио направил «ягуар» к мосту.

Пейдж погрузилась в задумчивое молчание. Последнее заявление Антонио смутило ее, но оно звучало так искренне!

Конечно же, он просто хотел польстить ей. Иначе почему никогда не приглашал погулять или посидеть в кафе во время ее многочисленных визитов домой? Ссылки на нежный возраст Пейдж не выдерживают никакой критики: от него вовсе не требовалось тащить ее в койку!

– А красное платье у тебя еще сохранилось? – спросил Антонио. – То, которое ты надела на прошлое Рождество?

Пейдж резко повернула голову:

– Нет… нет, не сохранилось.

По иронии судьбы, на следующее после Рождества утро она бросила это платье в мусоросжигатель садовника и с каким-то жестоким удовлетворением следила, как оно сгорает. Пожалуй, она понимает Джеда: предать огню вещь, которая кричит о твоей неудаче, – в этом есть какое-то удовлетворение.

– Какая жалость. Я думал, ты могла бы надеть его, когда я повезу тебя поужинать сегодня вечером, – небрежно сказал Антонио.

Пейдж не могла не восхититься его настойчивостью. Или нахальством? Или самонадеянностью? Пожалуй, всем вместе.

– Тогда ты будешь разочарован. Советую…

– Неважно, – прервал Антонио, прежде чем она успела сказать ему, как он должен поступить со своим приглашением на обед. – Надень одну из тех других маленьких штучек, в которых ты старалась разбудить во мне зверя. Например, блестящее золотое платье с очень короткой юбкой, глубоким вырезом и с самым хитроумным и легкомысленным бантиком, который когда-либо создавал дизайнер. Тогда я чуть голову не сломал, гадая, что бы случилось, если бы я подошел к тебе сзади и развязал этот крохотный бантик? Так что бы произошло? – Взгляд его красивых черных глаз впился в ее изумленное лицо. – Или этой интригующей сцене по-прежнему следует жить только в моих фантазиях?

Пейдж совершенно лишилась дара речи.

– Я тебя смутил, – констатировал Антонио. – Прости. Я не хотел.

– Совсем нет, – поспешила заверить его Пейдж. – Меня просто удивило, что ты помнишь такие подробности… как бантик.

Антонио всегда относился критически к самому себе. Его уязвляло, если кто-нибудь говорил ему, что он не может что-то сделать, чего-то добиться. Это был верный путь повысить его решимость добиться успеха, шла ли речь о деловом контракте или о женщине.

А дочь Конрада была Женщиной. Яркой, прелестной и – как теперь признавал Антонио – умной. Он недооценивал ее раньше. Так же как и ее отец. Зато теперь он знал цену ее уму, мягкой нежной душе и роскошному телу, которое обуревали сильнейшие страсти.

Вот только оставалось сомнение, он ли так нужен ей или только секс? Антонио всегда подозревал, что она горячая штучка, но насколько горячая – понял только сегодня.

Так почему же она так настойчиво отмахивается от него?

Внезапно Антонио пришла в голову идея. Он надеялся, что, осуществив ее, поступит правильно. По крайней мере, ему не нужно будет лгать. Или говорить ей, что он любит ее.