Верное средство

— Жиль, ты еще не подарил Анабел серьги? — хрипловато спросила Луиза, нарушив молчание.

Жиль посмотрел на висящий над камином портрет похищенной когда-то графом де Шовиньи девушки. Анабел не раз любовалась этим прелестным лицом, но лишь сейчас заметила, что кроме кольца с изумрудом на девушке такие же серьги.

— Конечно нет, — удовлетворил любопытство Луизы Жиль. — Разве ты забыла, что их дарят только после рождения первого ребенка?

— По-моему, ужасно глупый обычай, — фыркнула Луиза и с невинным видом добавила: — Ну что ж, будем надеяться, что у вас еще будет возможность надеть их, правда, Анабел?

— Луиза!

На этот раз тон месье Трувиля был по-настоящему гневным, и Анабел стало жаль гостя, когда тот начал извиняться за поведение дочери.

— Не переживай, Бернар! — непринужденно рассмеялся Жиль и, обняв за талию, притянул Анабел к себе. — Моя жена все понимает. Правда, милая?

Ласка и нежный взгляд застали ее врасплох. Анабел, потеряв дар речи, уставилась на улыбающегося обманщика широко открытыми глазами.

— Если люди богаты так, как мы с тобой, они могут позволить себе быть великодушными, верно?

Жиль игриво потерся носом о шею Анабел, явно заметив и удивление «жены», и ярость Луизы. Только месье Трувиль принял представление за чистую монету. Он одобрительно улыбнулся, но слегка пожурил Жиля за то, что тот смущает «дорогую графиню».

— Она еще не слишком искушена в семейной жизни, чтобы обниматься на людях и при этом не думать об объятиях наедине, — сделал вывод гость, окончательно вогнав Анабел в краску. — Но, судя по твоим глазам, мой друг, я чувствую, что мы злоупотребляем вашим гостеприимством. На следующей неделе я встречусь со своим адвокатом и обсужу наше дело.

Учтивый хозяин проводил гостей до машины, а обессиленная Анабел рухнула в кресло. Когда Жиль вернулся в гостиную, щеки девушки все еще пылали, сердце предательски колотилось.

— Все в порядке, представление прошло на ура. — Внезапно голос Жиля стал насмешливым и в то же время угрожающим. — Так что, моя милая женушка, ты действительно вспоминала о наших объятиях наедине? Наверное, мне следует еще раз обнять тебя, если это производит такое благотворное влияние. Бернар просто очарован. Он назвал тебя прекрасным чистым ребенком.

— Я думаю, месье Трувиль считает детьми всех, кому нет тридцати, — заявила Анабел с самообладанием, которого от себя не ожидала.

— Похоже, ничего не стоит обвести беднягу вокруг пальца.

Анабел не стала обращать внимания на издевку.

— Жиль, я рада, что ты сумел уладить свои дела, но я устала. Если ты не возражаешь, я иду спать.

В первый раз за все это время она не смогла уснуть до возвращения Жиля. Пока он ходил по комнате, раздевался, принимал душ, Анабел заставляла себя дышать ровно, при творяясь спяшей. Когда Жиль лег в постель, Анабел. лежавшая к нему спиной, тем не менее догадалась, что он спит обнаженным, и тут к ней вернулись все страхи и сомнения, которые преследовали ее с самого начала «брака».

Боже, да я ведь неравнодушна к Жилю! По-другому и быть не может. Он первым пробудил во мне любовь, и, несмотря на все мои старания, это чувство еще живет во мне, достаточно малейшего прикосновения, чтобы оно возродилось…

Жиль пошевелился, и Анабел затопила волна желания. К собственному стыду, она знала: если Жиль сейчас обнимет ее, она будет бессильна помешать и с радостью отдастся ему. Слава Богу, он, конечно, ни за что этого не сделает!

Жара и не думала спадать. Каждый день люди тщательно поливали виноградники и ухаживали за лозой. Жиль послал двух работников помогать Жан-Полю. Земля, жаждавшая ласки животворного дождя, все больше изнывала от жажды, висевшее в воздухе напряжение с каждым днем усиливалось, и наконец Анабел почувствовала, что у нее сдают нервы.

Пытаясь отвлечься, она энергично занялась реставрацией танцевального зала, и вскоре помещению вернулось былое великолепие. Анабел осталась довольна: обед в честь праздника урожая, которым должно закончиться ее вынужденное пребывание в замке, будут помнить и тогда, когда о ней самой забудут.

Анабел нравилось гулять в окрестностях замка, особенно в рощице, где можно было укрыться от невыносимой жары. Было у нее и любимое место — ручей, у которого так приятно лежать в прохладе и слушать журчание воды. Кроме того, только здесь она была совершенно одна и могла отдохнуть и восстановить душевные силы.