Верное средство

Сохраняя враждебное молчание, Жиль повел ее на улицу, где располагались лучшие магазины города. В одном из них Анабел заметила чудесные детские коляски и кроватки с фестончатым пологом. Цена была запредельной, и Анабел, огорчено вздохнув, стала рассматривать более дешевые модели. Однако, к ее удивлению, Жиль остановился у витрины как вкопанный.

— Ребенок очень быстро из всего этого вырастет, а вещи стоят дорого, — с досадой бросила Анабел.

Но Жиль, словно не слыша, сказал продавщице:

— Жене нравится, однако английское пуританское воспитание не позволяет ей признаться в этом. Отлично, берем! Малыши растут быстро, но им на смену приходят другие.

Анабел уже достаточно поднаторела в разговорном французском, чтобы понять, о чем идет речь. От наглого вранья Жиля у нее глаза полезли на лоб. Она вообще не узнавала своего мужа: казалось, он решил скупить для детской все самое дорогое. А когда продавщица набрала полную охапку плюшевых игрушек всех цветов и размеров, Анабел, махнув рукой, села в кресло и предоставила Жилю делать все, что ему хочется.

— Все они такие, — с улыбкой шепнула ей продавщица, — эти гордые любящие папаши.

Жиль — гордый любящий папаша? Анабел исподтишка покосилась на мужа. Казалось, тот был чрезвычайно доволен собой.

— Не нужно! — ахнула она, когда Жиль указал на самую роскошную коляску.

— Тебе самой захочется возить малыша на прогулку в красивой коляске, — возразил он.

Они пробыли в магазине не меньше двух часов. Выходя на улицу, освещенную осенним солнцем, Жиль заботливо взял Анабел под руку.

— Дорогая, давай заключим перемирие. Я не могу расторгнуть наш брак, но даю тебе слово, что э-э-э… недоразумения, которые завели нас в этот тупик, больше не повторятся.

— Ты обрекаешь нас обоих на монашескую жизнь? Или подумываешь восстановить связь с Луизой, раз она теперь не может выйти за тебя замуж?

Анабел никогда не видела Жиля в таком гневе. Если бы она не была смертельно обижена его словами, то едва ли дерзнула сказать что-нибудь подобное.

— Хватит! — злобно зашипел он. — Ты видишь во мне только самое плохое! А я всего лишь хотел убедить тебя, что вовсе не обязательно съёживаться каждый раз, когда я оказываюсь рядом! Ты ничего не ешь, стала похожа на тень! И вообще, вид у тебя нездоровый…

— А ты считаешь, что твоего обещания не… не приставать ко мне достаточно, чтобы все изменилось? — Анабел была близка к истерике. — Ты обрек меня на жизнь без любви, на брак, который представляет собой бессмысленный фарс…

— Черт побери, а что я должен был делать?! — взорвался Жиль, не обращая внимания на удивленно оглядывающихся на них прохожих. — Позволить тебе растить моего сына в одиночку? Все равно твой женишок ни за что на тебе не женится!

— О Господи, как бы я желала, чтобы этого ребенка не было! Тогда я могла бы быть свободной…

Едва эти слова сорвались с ее языка, как Анабел поняла, что лжет. Она не желала свободы, да и не могла желать. Ей хотелось только одного: чтобы Жиль любил ее так же глубоко и страстно, как она любит его.

Глаза Жиля стали холодными как лед.

— Анабел, ты ведешь себя, как глупый, эгоистичный ребенок.

— Куда ты меня тащишь?

Жиль волок ее по тротуару, а Анабел вырывалась, не желая идти с ним.

— Обедать. Я уже заказал столик.

— Я не голодна!

— Может быть, но есть ты будешь. Раз ты ведешь себя как ребенок, не жалуйся, что с тобой обращаются соответствующим образом. Чего ты хочешь? Уморить ребенка голодом? Убить его еще до того, как он родился?

— Это отвратительно! — возмутилась она нелепым обвинением.

— Не более отвратительно, чем то, что ты сама сказала несколько минут назад. Имей в виду, ты не получишь свободу ценой жизни ребенка! И больше на эту тему я разговаривать с тобой не намерен!

Анабел стало стыдно, она понимала, что Жиль прав. Горькие, необдуманные слова вырвались у нее потому, что она страстно желала, чтобы ее любили ради нее самой, а не ради ребенка. Но разве можно объяснить это, не выдав свою любовь?

Если я хочу выжить, сказала себе Анабел, то я обязана научиться быть такой же холодной и отстраненной, как он. А как это сделать, если каждый раз при виде Жиля мне безумно хочется прикоснуться к нему, если одного звука его голоса достаточно, чтобы у меня подкосились ноги, и если даже во сне меня безжалостно преследуют воспоминания о том, как мы занимались любовью?