Занавес

Я бродил по саду и, наконец, оказался в розарии, где в полном одиночестве скрывалась Джудит. Никогда в жизни не видел я более несчастного выражения на женском лице. Маска была сброшена.

Я взял себя в руки и незаметно подошёл к ней.

— Джудит, — заговорил я. — Ради бога, Джудит, не думай об этом так много.

Вздрогнув от неожиданности, она повернулась ко мне.

— Отец? Я не слышала, как ты подошёл.

— О, моя дорогая, не думай, что я ничего не знаю и не вижу, — продолжил я разговор, понимая, что ситуация коренным образом изменится, если Джудит сведет его к обычной повседневной беседе. — Он не стоит того, поверь мне.

— А ты уверен в том, что говоришь?

— Я знаю, тебя интересует этот человек. Но, моя дорогая, из этого не выйдет ничего хорошего.

Она скромно улыбнулась обезоруживающей улыбкой.

— Возможно, я это знаю не хуже тебя.

— Нет, не знаешь, не можешь знать. Джудит, из этого ничего не выйдет. Он женат. У тебя с ним нет будущего. Только печаль и стыд. Всё закончится горьким самобичеванием.

Улыбка Джудит стала печальной.

— Как гладко ты говоришь.

— Брось ты это всё, Джудит, брось.

— Нет!

— Он не стоит того, дорогая.

— Он для меня дороже всего на свете, — произнесла она медленно.

— Нет, нет, Джудит, прошу тебя…

Улыбка исчезла. Джудит моментально взорвалась.

— Какое право ты имеешь вмешиваться в мои дела? Я не потерплю этого. Не смей со мной так разговаривать. Я ненавижу тебя — ненавижу. Это не твоё дело. Это моя жизнь, моя собственная жизнь!

Она встала, твёрдой рукой отстранила меня и прошла мимо. В смятении я смотрел ей вслед.

2

Ещё примерно четверть часа я стоял в розарии — беспомощный, ошарашенный, не зная, что предпринять. Именно там на меня натолкнулись Элизабет Коул и

Нортон.

Они были, как я понял позже, очень внимательны ко мне, потому что видели, как я сильно расстроен, но не сделали ни малейшего намёка на это. Напротив, они предложили мне прогуляться. Оба обожали природу. Элизабет Коул показывала мне различные цветы, а у Нортона был полевой бинокль, и он показывал мне птиц.

Их разговор меня успокаивал, он касался только пернатых и дикой флоры. Постепенно я вернулся к нормальному состоянию, хотя в глубине души ещё был в сильном смятении. Я был убеждён, что происшествия того дня были неразрывно связаны с моими личными делами.

Вот почему, когда Нортон, глядя в бинокль, воскликнул:

— Неужели это пёстрый дятел?! Я никогда… — Он тут же вдруг резко прервал себя, у меня невольно возникло подозрение. Я протянул руку за биноклем.

— Дайте посмотреть, — властно потребовал я.

— Я... я… — заикаясь, произнёс Нортон, — ошибся. Он улетел… Это была самая обыкновенная птица.

Он резко побледнел, старался не смотреть на нас, казался потрясённым, опечаленным и каким-то встревоженным.

Даже сейчас я думаю, что не ошибся: он что-то увидел в бинокль, что, по его мнению, было не для моих глаз. Нортон был настолько ошарашен, что его смятение заметили и я и мисс Коул. Бинокль у него был очень сильный, рассчитан на дальние расстояния. Что же он там увидел?

— Дайте взглянуть, — потребовал я и стал хватать бинокль. Помню, что он пытался удержать его, но я вырвал его из рук Нортона.

— Это был не дятел.., а птица улетела… Я хотел бы… Мои руки дрожали. Я поднёс бинокль к глазам и направил в ту сторону, куда смотрел Нортон, но ничего не увидел, кроме белого пятна (возможно, это было белое женское платье), исчезающего среди деревьев.

Я вернул бинокль Нортону. Он старался не смотреть на меня, был сильно смущён и обеспокоен.

Мы двинулись по направлению к дому. Как я помню, Нортон всю дорогу молчал.

3

Вслед за нами в дом вошли миссис Фрэнклин и Бойд Каррингтон. Он возил её на своей машине в Тэдкастер за покупками, на которые она, видимо, затратила не один час. Из машины вынесли множество различных пакетов. Миссис Фрэнклин была необычайно оживлена, бесконечно болтала и смеялась. На её щеках играл румянец.

Она послала Бойда Каррингтона наверх, вручив ему какую-то хрупкую вещицу, часть покупок любезно перенёс я.

— Ужасно жарко, — быстрее обычного, несколько возбужденно произнесла она. — Думаю, будет гроза. Погода скоро изменится. Говорят, наступила ужасная засуха, какой не было долгие годы.

— Что вы все здесь делали? — спросила она, обращаясь к Элизабет Коул. — Где Джон? Он сказал, что у него головная боль и что он собирается совершить прогулку. Это так непохоже на него. У него редко болит голова. Я думаю, он чересчур поглощён своими экспериментами. Что-то там не всё в порядке. Хотелось бы, чтобы он больше о них рассказывал.