Время героев: рассказы, эссе

Ковбой…

Я не понимаю это поколение аптечных ковбоев, которое никогда не сможет выйти из однажды заданного формата. Поколение, несущее флаг с нарисованным на нем покетбуком и бигмаком. Не понимаю и никогда не пойму.

Они не читали наших книг, не смотрели наших фильмов, не слушали нашей музыки и не вставали десять лет подряд под звонкий девичий голос по радио: – В эфире «Пионерская зорька»! Здравствуйте ребята!

Они не знали запойных ночей с портвейном и книгами Миллера, Керуака и Сэлинджера.

Для них не существует кайфа кухонных бесед до утра. Они не видели времен, когда были такие домашние тусы, у которых любой нынешний ночной клуб сосет, не нагибаясь…

Они еще не знают, что все то, что они нюхают, все то, что они жрут, все то, чем они тусят, умерло еще до того, как они родились на свет.

Они чудовищно не похожи на нас. Они другие…

И от этого становится страшно, товарищи….

Весна

Но сегодня Весна беспечальна,

Как и все Ваши кинокапризы.

И летит напряженно и дальне

Голубая Испано-Суиза!

А. Вертинский

* * *

Знаешь, вот и весна пришла. Та самая, о которой мы мечтали.

С первыми тюльпанами, запахом талого снега на улице.

С веселым гомоном птиц и школьников, прогуливающих уроки.

Ты, конечно, можешь снова упрекнуть меня в излишнем романтизме, но что я могу поделать? Погода шепчет…

Мы с тобой так и не договорили о планах на отпуск, я, как всегда, перебил тебя.

Прости мне мою извечную склонность к монологам. Это от чувств-с…

Вероятно, стоило бы съездить в Париж, снова погрузиться в бесконечный флер этого города. Можно было бы, как в прошлый раз, остановиться в маленькой гостинице с милым пожилым портье. По утрам пить кофе с хрестоматийными круассанами, ходить, как студенты, взявшись за руки, с милыми полуулыбками и горящими глазами.

Кокетливо подталкивать друг друга.

Только не говори сейчас, что тебе это надоело, весь этот вечный «маразм», как ты его называешь. Все эти мои «ужимки и кривляния».

Я все это делаю для тебя. Ты знаешь.

Нет, не надо, я совсем не хочу с тобой сейчас ругаться, хотя ты стремительно подталкиваешь меня к этому. Помолчи. Хорошо?

Вот… так…

Я буду приносить тебе цветы по утрам из этой милой лавочки на углу rue St. Dominique. Ты ведь любишь эти белые цветы… черт, все время забываю, как они называются. Вот только не надо сейчас пришпиливать меня излюбленной фразой о том, что «я помню только то, что мне нужно».

Это совсем не так. Ты знаешь.

Не надо меня подталкивать к ссоре. Сейчас не самое лучшее время для этого. Точнее время совсем не для этого.

Я впервые чувствую стремительную молодость души. Такую обжигающую. Ты ведь знаешь это состояние. Когда впервые тебя НИКТО не подталкивает, и ДВЕРЬ открывается как будто сама.

На самом деле все равно ее кто-то тебе открывает.

Любить тебя больше жизни – один из немногих моих талантов. Это как дышать воздухом, как целовать твои чуть обветренные губы. Это знаешь… все равно как в первый раз в жизни в детстве поймать бабочку-шоколадницу. И восхищенно смотреть на нее, пока она не задохнется в силке и не сложит крылья. НАВСЕГДА. Но в детстве ты еще не знаешь, как устроены бабочки. Ты слишком молод и наивен.

Ты все время спрашивала меня:

– Если хвалить тебя часами, как скоро ты меня остановишь?.. Когда ты это сделаешь?

И я отвечу тебе, одними губами, как умеют отвечать только парижские проститутки с бульвара Clichy:

– Jamais,^[2] моя дорогая, jamais.

* * *

Петр Всеволодович поднялся с поваленного дерева. Аккуратно спихнул черный полиэтиленовый пакет с телом в яму. Засыпал землей. Взял лопату и направился прочь из леса.

Подойдя к машине и уже собираясь сесть в нее, он заметил, что его правый ботинок весь в глине.

– Блядство какое! – сказал он, и, достав из бардачка тряпку, аккуратно протер ботинки.

Затем сел в машину, завел двигатель и тронулся. Проехав несколько минут, он заметил на заднем сиденье женскую косметичку. Он съехал на обочину и остановился. Взял косметичку и вышел из машины. Постояв двадцать четыре секунды, он размахнулся и закинул ее в лес.

Через три секунды косметичка упала в снег.

В талый весенний снег.

«Тридцатка»

Стоит сыграть в ящик – и жизнь предстанет тебе с убийственной четкостью, даже если ты жил среди полного хаоса.

Генри Миллер. Тропик Козерога

---

2 Jamais (фр.) – Никогда.