Союз звезды со свастикой: Встречная агрессия

26 октября Гржибовский и Литвинов собрались вместе для «размораживающей» политической дискуссии. Гржибовский поднял ряд вопросов и идей, одна из которых частично совпадала с предложением Сталина об увеличении торговли между двумя странами^[367]. 10 ноября Бек переправил Гржибовскому — для обсуждения с Литвиновым — некоторые предложения по общему улучшению двусторонних отношений, включая торговые^[368].

Несмотря на непрекращающееся антипольское бурчание в советской прессе, казалось, что оба правительства продвигаются к примирению. Их дипломаты публично говорили о разрядке отношений. Польско-советские отношения продолжаются на основе прежних соглашений, заявили в Москве их представители. Это заявление напомнило о Пакте о ненападении 1932 г. между двумя нациями, продленном до 1945 г., и о других документах, регулирующих советско-польские отношения. Два дипломата также сообщили о своем намерении заняться давно замороженными торговыми переговорами^[369].

27 ноября было опубликовано польско-советское коммюнике^[370]. Оба выступавших, Гржибовский и Литвинов, выразили желание разрешить противоречия и заняться торговыми переговорами. Коммюнике, как казалось, обоюдно укрепляло международные позиции Польши и Советов.

Риббентроп, разрабатывавший замысел Гитлера приблизить Польшу к Германии, в восторге не был. 26 ноября недовольный германский министр иностранных дел сообщил польскому послу в Берлине Йозефу Липскому, что советско-польские договоренности «нарушают дружественные польско-германские отношения»^[371]. Польский посол Гржибовский также видел, что германские дипломаты в Москве не в духе. Они считали польскую кампанию на сближение с Кремлем более удачной, чем свою собственную^[372]. Если немцы были недовольны, то Сталин, явно работая на то, чтобы держать Германию и Польшу подальше друг от друга, был, несомненно, более чем доволен.

Несмотря на видимое польско-советское сближение, предсказания Потемкина не прекратились. В последующие месяцы и на улице Вержбова^[373], и на Вильгель-мштрассе были получены схожие сообщения из финских источников. В январе 1939 г. финский дипломат слышал о предстоящем «четвертом разделе Польши», и об этом, по его словам, говорил в Париже французский генерал^[374]. Шестью месяцами позже, весной 1939 г., Вуперт фон Блюхер, германский советник в Хельсинки, получил похожее сообщение, но от совершенно другого финского чиновника. Этот финн сказал, что о предсказанном разделе Польши говорил Потемкин^[375].

* * *

При разделе Польши Советский Союз стал бы непосредственным восточным соседом Германии. Если удивительное преобразование европейской геополитики, вызванное таким изменением, не было тем, чего хотел Сталин, почему он не призывал к международной поддержке Польши и обеспечению ее существования? Если он не желал иметь нацистского соседа, почему он позволил своим агентам декларировать будущий статус Польши как нацистской (и советской) жертвы? Судя по этому и учитывая известную склонность Сталина приписывать другим то, что он сам имел в виду, мы можем с уверенностью сказать, что задолго до лета 1939 г. он задумал сделать Польшу субъектом грядущей германской и советской агрессии^[376].

Наконец и Гитлер понял. В конце марта 1939 г., после окончательного отклонения Беком предложений о близких отношениях и о польско-германском территориальном урегулировании, навязываемых Гитлером и Риббентропом властям Варшавы в течение нескольких месяцев, фюрер был вынужден с неохотой оставить надежду превращения правительства Варшавы в своего близкого партнера. Сталин находился тогда в идеальной позиции для соблазнения неумелого и нетерпеливого фюрера к вступлению в сталинскую игру^[377]. Сталин сказал Хрущеву после подписания пакта, что Гитлер «думает, что он меня обдурил, но это я его обдурил»^[378]. Мы очередной раз ловим Сталина на том, что он приписывает свои мотивы другим людям, в этом случае — обманутому Гитлеру.

С отказом Бека присоединиться к Берлину польская игра Сталина стала казаться упрямому самоослепленному нацистскому вождю также и его собственной — поскольку Сталин предложил то, что казалось единственным средством, с помощью которого Гитлер, планировавший установить германскую гегемонию в северной части континента, мог обезопасить свой восточный фронт, если придется послать войска на запад против Британии и Франции. Поспешность, с которой Гитлер вступил в пакт со Сталиным в августе 1939 г., была результатом его безрассудной ставки на свою способность справиться с польской опасностью непосредственно к востоку от Германии. И на надежду, что Сталин будет придерживаться в течение хоть какого-то времени условий их договоренности о разделе большей части континента.

---

367 Гржибовский в МИД, Москва, 26 октября 1938. Корнат, ред., PDD 1938, с. 731–732.

368 Бек — Гржибовскому, Варшава, 10 ноября 1938. Корнат, ред., PDD 1938, с. 766–767. Дополнительная подоплека: Pagel. Polen und die Sowjetunion, с. 181–188.

369 Komunikat… na temat stosunkyw polsko-radzieckich. 26 ноября 1938. Корнат, ред., PDD 1938, с. 793–794; Stanislaw Zerko. Stosunki polsko-niemieckie 1938–1939 (Познань, 1998), с. 157, 161.

370 Коммюнике ТАСС… [о переговорах Литвинова — Гржи-бовского, позже опубликовано в Мировом хозяйстве], Москва, 27 ноября 1939. в кн.: Jane Degras. Soviet Documents on Foreign Policy (Лондон, 1963), т. III, с. 312.

371 Wojciech Materski. Na widecie. II Rzeczpospolita wobec Sowietyw 1918–1945 (Варшава, 2005), с. 511–519; Также: Вейц-зеккер в Diplogerma, Bln, 10 января 1939, PAAA, Botschaft Moskau, 520, с. 225477. См. также: Pagel. Polen und die Sowjetunion, c. 187–191; и Paul K. Schmidt. Ribbentrops Reise nach Warschau. Ende Januar 1939. PAAA, Schmidt Nachlass, c. 15. Шмидт, один из сотрудников Риббентропа, считал, что Бек пытался использовать советские связи, чтобы усилить независимую позицию Польши против ее сильных соседей.

372 Гржибовский — Беку, Москва, 29 ноября 1938. Корнат, ред., PDD 1938, с. 801.

373 Улица, где находился МИД Польши.

374 Генрик Сокольницкий-Беку, Хельсинки, 12 января 1939. Станислав Зерко, ред., Polskie dokumenty diplomatyczne 1939 (Варшава, 2005), т. I, с. 20. Обсуждался ли в Париже отчет Кулондра о замечаниях Потемкина прошлой осенью? Если да, то возможно, что генерал получил эту информацию таким путем.

375 О германском отчете см.: Мартин Шлип — посольству в Москве (передавая часть письма Блюхера Грюндгерру, Берлин, 22 мая 1939), 6 июня 1939, PAAA, Botschaft Moskau, 520, с. 225300.

376 О склонности Сталина приписывать свои мысли другим: Robert Tucker. Stalin in Power. The Revolution from Above, 1928–1941 (Нью-Йорк, 1992), с. 592, 597.

377 О поисках нацистами связей с Польшей и о германских переговорах с Польшей: Zerko. Stosunki, с. 33–176, в нескольких местах.

378 Сталин о неумелом фюрере: Tucker. Stalin in Power, p. 597–598. Другой пример: Georgii Dimitrov. Tagebucher, v. I (Berlin, 2000), p. 273 (entry of Sept. 7, 1939).