Мне душу рвет чужая боль

Замок щелкнул еще до того, как Валентин взял в руки пистолет.

– Ты застрелись, лучше будет, – со злобой затравленного шакала посоветовал ему Лоскут.

И тем самым дал свежий повод покончить с ним. Но Валентин не хотел быть игрушкой в руках сумасшедшего бизнесмена.

– Заткнись, гнида!

– Ну, стреляй, чего ты ждешь? – заистерил уголовник.

– Я сказал, закрой пасть!

У Валентина уже начинали гудеть извилины – с таким напряжением думал он, как выйти ему из положения. Возможно, он что-нибудь придумал бы, но Лоскут совершил непоправимую ошибку. Он снова кинулся на него в надежде выбить из рук у него пистолет. Но Валентин интуитивно нажал на спусковой крючок, и пуля впилась в живую плоть.

– За меня отомстят, – в агонии глядя на него, затихающим голосом пробормотал смертельно раненный уголовник.

Страшно дернул ногой и затих.

– Да пошел ты! – беззлобно сказал Валентин и одним движением руки закрыл покойнику стекленеющие глаза.

Глава 11

Генерал Викентьев делал страшные глаза. И говорил такие же страшные вещи.

– Старые заслуги не в счет, подполковник! Нравится тебе это или нет, но это суровая проза нашей службы… Нашей службы, подполковник! Да, она опасна, да, она трудна, но мы обязаны ловить преступников! Мы и только мы! Никто за нас это делать не будет!..

Степан благоразумно молчал. Начальство на то и поставлено, чтобы жизнь медом не казалась. И если работа вообще измеряется в джоулях, то эффективность работы некоторых генералов можно выразить в криках. Есть в силовых структурах такая физическая величина. Чем больше ты накричишь на подчиненных, тем выше твой коэффициент полезного действия. А некоторым стареющим начальникам крики с лихвой компенсируют беспомощность в интимной сфере. Наорал на подчиненного, считай, удовлетворился…

– А у тебя, подполковник, преступники пешком по городу ходят! – разорялся Викентьев. – Четырнадцать трупов за какой-то месяц!.. Что мне с тобой делать, Круча? Представить материал на аттестационную комиссию? Снять с должности? Разжаловать в майоры?

Не зря говорят, что майор – это еще не совсем старший офицер. Потому что разжалуют, и ты уже капитан, а это младший состав. То ли дело подполковник: если разжалуют, все равно старшим офицером останешься… Но уже лучше подполковником остаться, удрученно подумал Степан.

– Что мне с тобой делать, а? Ну чего молчишь, сказать нечего?.. Правильно, нечего сказать. А чего говорить, когда четырнадцать трупов за месяц! Вот это результат, вот это я понимаю! А где раскрываемость? Где преступники? Нет результатов… Ну чего молчишь, подполковник? Что делается для поимки преступников?

– Вот с этого бы и начинали, товарищ генерал, – сказал Степан, с натужной бодростью посмотрев на своего начальника.

Он мог бы изображать униженного и оскорбленного, но убогих в России любят только сердобольные обыватели, а начальство обиженных не жалует.

– Что, есть результаты? – недоверчиво посмотрел на него Викентьев.

– Ну, пока только предположения…

– Предположенье – это когда ты лежишь, а тебя предполагают…

– Не надо меня предполагать, Николай Львович. Лучше выслушайте.

– Ну, хорошо, говори, – чванно позволил генерал.

– Есть версия, что в Битове бесчинствует банда беглых заключенных.

– Не густо, – пренебрежительно махнул рукой Викентьев.

Степан пропустил его комментарий мимо ушей.

– Банда беглых заключенных под предводительством Артура Трутнева.

Степан взял со своего стола папку с фотографиями беглецов. Первым на стол он положил снимок Артура.

Викентьев мельком глянул на изображение. Поднял глаза, напряженно посмотрел на собеседника.

– Дальше что?

– С ним бежали еще четверо, – невозмутимо продолжал Круча, выкладывая на стол остальные фотоснимки, – Иван Жмаков, Никита Гольнев, Евгений Бобылин, Михаил Лоскутов…

– Откуда бежали?

– Из пермской колонии…

Степан назвал номер учреждения, за проволокой которого не смогли удержать Артура.

– И приехали сюда? – с изрядной долей сарказма спросил генерал.

– Да, приехали сюда.

– И не надорвались, пока сюда ехали?

– Сколько людей в Москву ездит, и далеко не все надрываются… А эти еще и два автомата с собой прихватили. Убили двух часовых, разоружили… Автоматы той же системы, что засветились у нас…

– Это еще ни о чем не говорит… Как давно они сбежали?

– В марте этого года.