За все спрошу жестоко

Оставляя трупы своих бойцов, блатные отступили. А на их место вскоре пожаловали солдаты с автоматами. Семен дал отбой своим бойцам и только тогда почувствовал, что земля уходит из-под ног.

* * *

Начальник лагеря курил одну сигарету за другой. Семен сидел на больничной койке, а подполковник Сливенцов нервно мерил шагами палату.

– Ты, Купчинов, хоть понимаешь, чем это может для тебя обернуться?

– Что «это»?

У Семена перевязана нога, перебинтованная рука на подвязке. И на голове гематома чуть ли не с кулак величиной. Но главное, он жив. И еще важней, что победа за ним.

– Как что? Массовые беспорядки в промышленной зоне! Разве этого мало?

– Так а я здесь при чем?

– Вот только не надо ля-ля! Знаю я, как все было.

– И что?

– А то, что дров ты наломал, Купчинов!

– Ну, и что мне за это будет? Срок добавите?

– Может, и добавим!

– Не получится. Да и зачем вам сор из избы выносить?

– Это верно. Сор из избы мы выносить не станем. Мне до пенсии один год остался, и я не хочу, чтобы из-за тебя меня пнули со службы.

– Из-за меня?

– Из-за таких, как ты!

– Вы и Поливану это говорили? Или он хороший?

– Никто не говорит, что он хороший. И говорить я с ним не мог. Он сейчас в реанимации.

– Сочувствую.

На самом деле Семен сожалел, что Поливан выжил. Думал, что до смерти его забил, но не учел его кошачью живучесть. А жаль. Такого врага, как Поливан, у себя за спиной держать опасно.

– Не надо ерничать, Купчинов. Ситуация очень серьезная. Мне тут противостояния воров и бандитов не нужно...

– Мы не бандиты, мы спортсмены.

– Да, но ведете себя как бандиты!.. Короче, Купчинов, пиши ходатайство о переводе на химию. Я подпишу, проведем через суд, и поезжай ты на поселение. Там тебе полегче будет. А нам спокойней!

– Нет, мне и здесь хорошо, – покачал головой Семен.

– Ладно, твоя взяла! Будет тебе условно-досрочное освобождение.

– Зачем это мне? Как я пацанам в глаза смотреть буду, если по условно-досрочному выйду? Они будут думать, что я козел красноповязочный. А это мне надо?

Семен мог оставить свою команду на Волынка, но не было уверенности, что у того хватит ума справиться с ситуацией. Это сейчас Поливан в реанимации, но скоро он поправится и снова начнет рыть под спортсменов. А делает он это хитро...

Однозначно, с Поливаном нужно кончать. Но пойдет ли Волынок на мокрое? Хватит ли у него для этого духу?

Казалось бы, зачем Семену эти проблемы? Он выйдет на свободу, и у него начнется новая жизнь. И очень скоро он забудет о своей лагерной команде... Но сейчас он в зоне. И должен думать о ней и о своем авторитете. Поэтому пока не разрешится конфликт с Поливаном, никуда из лагеря Семен не уйдет. Во всяком случае, по своей воле...

Был еще один момент, который удерживал его за колючкой. Дома ждала его Джема. Он ничего против нее не имел, но не очень-то хотелось к ней возвращаться. А выбора не было. Она очень помогла ему в прошлом, и сейчас он получает через нее помощь с воли. Он очень благодарен девушке за ее верность. И еще она родила ему сына. Костику скоро два года, и он тоже ждет Семена домой.

Но при всех своих достоинствах Джема не мила ему. Может, потому и не очень тянет его домой. Хотя, конечно, когда выйдет срок, он не станет искать повода остаться в зоне. Лучше на воле с Джемой, чем здесь и без нее...

– Не нарывайся, Купчинов! Не надо со мной бодаться. Я же тебя в ШИЗО сгною!

– Ваша воля.

– Зима на носу! Зимой в кондее не забалуешь...

– Да мне в феврале уже выходить.

– За декабрь околеешь!

– Я подумаю, гражданин начальник.

Зимой в ШИЗО хуже, чем на каторге. Легче во дворе Снежной королевы перезимовать, чем там. И это верная смерть, если Семена отправят туда «через матрас». Это такое чередование, когда зэка сажают в карцер на пятнадцать суток, потом выпускают на одну ночь, а потом снова отправляют на долгий срок.

В общем, Семен не стал обострять ситуацию. Но и заявление на условно-досрочное освобождение писать отказался.

Глава 26

Михась не имел ничего общего с качками-мордоворотами. Открытый взгляд, добродушное лицо, черные волосы, намечающиеся залысины. И фигура у него не атлетическая, и рост не самый высокий. Ну, ничего устрашающего в облике. И говорил он спокойно, без напора. Но Нахрап чувствовал, как рубаха липнет к спине. Он знал, с кем имеет дело, поэтому сердце колотилось на повышенных частотах.

– Мы это, из Селяевки сами, – оправдывался он. – Чего там, через Киевское шоссе перешел, и уже Солнцево...