Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста

Голос за кадром:

«Узник тишины? Нет, неправда. Народ не молчит. Те, к кому все эти годы обращался Михаил, помнят своего вождя. Своего духовного проводника».

Теперь камера показывала долговязого парнишку, одетого в тёртые джинсы и куртку-"аляску". Он стоял на фоне не то гаражей, не то забора из ржавых металлических листов. В руках его был плакат, на котором была нарисована нефтяная вышка, которую венчало Всевидящее Око, вроде того, что нарисовано на долларе США. Над оком полукругом было написано:

Liber Hodor!

— Этот материал ещё не причёсан, — шёпотом сказал Вадим, наклонившись к моему уху, — рабочая версия.

— А что за парень-то? — поинтересовался я.

— Не в курсе. Его Генка притащил. Говорит, что это новая звезда русского Интернета. Типа того, на него вся молодая аудитория дрочит.

— А… — делаю я понимающее лицо.

Голос за кадром:

— Здравствуйте, расскажите о себе, Сергей.

Парень кашлянул, зачем-то поднял над головой плакат, потом опустил и начал говорить:

— Я Серёжа Шляхтич, основатель и руководитель движения высшей нефтяной справедливости «Либер Ходор!». Мы — прогрессивная молодёжь России — видим свою цель в продолжении дела нашего великого учителя — Михаила Ходорковского, в борьбе за идеалы свободы и демократии. Мы добиваемся скорейшего освобождения нашего учителя из темницы, в которую его бросил кровавый режим, и работаем над выдвижением Михаила кандидатом в Президенты России!

Камера показывает крупным планом лицо Шляхтича. Я обращаю внимание на его широко раскрытые глаза с практически отсутствующими зрачками.

— Он укурен, что ли? — шёпотом спрашиваю я Вадима.

— Я не знаю. Почему ты так думаешь? Говорит несвязно?

— Говорит-то он как раз связно. Зрачков только нет.

Я поворачиваюсь назад, к Генке:

— Ген, он обкуренный?

— Я не в курсе, — по ходу прыскает в кулак Генка.

— Ну и кадры у тебя. Как он перед камерой-то стоит? Он не упадёт?

— Дальше смотри, — показывает пальцем на экран Генка.

Голос за кадром:

— Движение «Либер Ходор!» создано Сергеем два года назад и уже насчитывает более трёх тысяч человек. Ребята устраивают семинары, организовывают митинги гражданской оппозиции, конференции в Интернете. Они работают в тесном контакте с бывшими сотрудниками «ЮКОСа» и надеются, что Михаилу Ходорковскому разрешат участвовать в выборах-2008, в которых он, безусловно, победит.

В это время на экране сменяют друг друга кадры, изображающие парней и девчонок от семнадцати до двадцати лет, марширующих с плакатами, расклеивающих листовки, расписывающих стены граффити, сидящих за компьютерами. Камера выхватывает паренька, в руках у которого плакат с надписью «Путин — уйди сам!». Парень смотрит в камеру, потом натягивает на голову капюшон кофты и уходит из кадра.

— Во! — показываю я пальцем на экран. — Это же тот самый дятел, который хотел с митинга убежать весной. Я ещё рядом с ним стоял, когда мне вопросы задавали журналисты. Помнишь, Вадим?

— Не-а, — отрицательно качает головой он.

— Ген, — оборачиваюсь я, — этот парень на митинг студентов ходил?

— Я не помню. Наверное, ходил. Эта же одна и та же агитбригада. Я их часто пользую. У банкоматов они тоже были, к примеру.

— Тогда ясно.

На экране снова крупным планом Шляхтич, который стоит на крыше строительного вагончика и громким голосом вещает:

— Либер Ходор! Лишь Михаил Ходорковский в силах обращать воду в нефть одним лишь Умным Взглядом Сквозь Очки.

— Либер Ходор!

Стоящая около вагончика толпа молодёжи поднимает руки вверх и скандирует:

— Либер Ходор! Либер Ходор!

Голос за кадром:

— Иногда, вынуждаемые произволом властей, ребята переходят к акциям прямого действия.

Камера показывает приёмную ФСБ, закиданную помидорами, затем снова Шляхтича, который говорит на бегу:

— Последней каплей терпения гражданского общества стало закрытие властями сиротского приюта, где отобранные обществом «ЮКОС» со всей планеты милые и очаровательные ребятишки могли жить, учиться, дружить и познавать радости Свободы и Либерализма. В ответ на это мы перешли к прямым действиям!

— Вообще-то приёмную ФСБ «лимоновцы» закидывали, — говорю я Вадиму.

— Какая разница? Люди всё равно не помнят. — Он разводит руками и улыбается.