Подмененная

Мы часто катались верхом, и общество Оливера Джерсона оказывалось полезным даже мне. Для детей он постоянно устраивал различные соревнования, гонки проверки наблюдательности, поэтому каждая прогулка становилась для них увлекательным приключением. Они всегда были готовы к каким-нибудь новым заданиям, причем в них пробудился дух соперничества, что, по словам мисс Стрингер, было важно для детей. Она тоже подпала под обаяние чар Джерсона.

Однажды мы отыскали таверну, на которой раскачивалась скрипучая вывеска «Судья-вешатель». Белинда немедленно поинтересовалась:

— Это значит, что он там висит?

— О нет, — ответил Оливер. — Его прозвали вешателем за то, что он приказывал вешать за шею людей.

У Белинды загорелись глаза.

— Давайте зайдем и слегка освежимся, — предложил он.

Мне было немного неприятно вести детей в такое место, но он уверенно взял меня за руку.

— Им здесь понравится, — шепнул он, — Это для них что-то новенькое. Я уверен, что все будет в порядке.

Его обаяние действовало на всех. Он о чем-то поговорил с женой хозяина, та заговорщицки кивнула, и мы уселись в гостиной с нависающими дубовыми балками, которая выглядела очень романтично.

Детям принесли разбавленный сидр, и все взялись за свои кружки. Ни Белинда, ни Люси раньше не бывали в тавернах. Их глаза округлились от удивления, и было ясно, что они считают это настоящим приключением.

Белинде захотелось побольше узнать про судью-вешателя, и Оливер рассказал девочкам о герцоге Монмуте, сыне Карла II, считавшем, что у него больше прав на трон, чем у брата короля, Джеймса, о том, как произошла битва, при которой Монмут потерпел поражение, как его людей захватили в плен и поставили перед жестоким судьей.

— Все западные графства были уставлены виселицами, — говорил он.

Девочки слушали его с раскрытыми ртами. Я подумала: «До чего же дети любят ужасы! Наверное, потому, что еще не вполне понимают их подлинный смысл».

— Вы помните множество забавных вещей, — похвалила Белинда Оливера Джерсона.

Явившись домой, они тут же выложили мисс Стрингер полученные ими сведения о бунте Монмута и о судье-вешателе. Она была довольна.

— Очень познавательно, — сказала она. — Очень полезно для них. Что за прекрасный человек!

* * *

Мне постоянно снился Патрик. Я видела, как на его лице появляется выражение ужаса от того, что мы предъявляем ему свои обвинения. Утром после пробуждения первые мои мысли были о нем. Казалось, что он целый день находится возле меня.

Я говорила себе: «Я должна встретиться с ним и сказать, что верю в него. Что бы он ни сделал, я буду любить его».

Я знала, что произошла ошибка.

Нужно было написать ему, попросить у него прощения. Но когда я бралась за письмо, передо мной вставало искаженное страхом лицо Белинды, ее широко раскрытые невинные глаза, ясно говорящие о том, что она не совсем понимает случившееся с ней.

Я все еще пребывала в нерешительности, когда пришло письмо от бабушки.

«Моя дорогая Ребекка!

Надеюсь, тебе стало немножко лучше. Я считаю, что ты поступила правильно, уехав отсюда. В любом случае для Белинды это было необходимо. У нас здесь дела невеселые. Патрик покидает Корнуолл. Наверное, это к лучшему. Я думаю, нам всем надо немножко отстраниться от этого ужаса, попытаться увидеть факты в их реальном соотношении.

Он отправляется в Австралию. Там в Новом Южном Уэльсе открыли залежи олова, и им очень нужны. горные инженеры. Конечно, Патрик еще не окончил курс обучения в колледже, но уже получил определенные знания, а кроме того, у его дедушки неплохие связи в кругах горнодобытчиков, а это играет большую роль. Ему нужно уехать. Прежние отношения не могут продолжаться после всего случившегося. Уехать он может в любой момент, и я не знаю, сколько он будет отсутствовать.

Пенкарроны очень расстроены. Они не знают, в чем дело. Они предполагают, что между тобой и Патриком произошла крупная ссора, и очень опечалены этим.

Мы с твоим дедушкой чувствуем себя весьма неуверенно. Мы не можем заставить себя рассказать им о случившемся. Думаю, его бабушку это просто убило бы, а уж что стало бы с Джошуа — даже не представляю. Они боготворят Патрика. Мы все еще колеблемся, не следует ли нам предпринять что-нибудь по этому поводу, не является ли это нашим долгом.

Все это так ужасно. А вдруг какой-то другой ребенок?