Подмененная

Потом приехал Том Марнер.

Об этом сообщил мне Бенедикт. С того дня, когда я увидела его в ином свете, между нами возникло что-то вроде дружбы, как будто был снят какой-то барьер; но имелись и другие барьеры.

Мы сидели за обеденным столом Нас было лишь трое Бенедикт, Селеста и я. Он сказал:

— Кстати, приезжает Том Марнер. Он должен быть уже в пути.

Ни Селеста, ни я и понятия не имели о том, кто такой Том Марнер.

— Хороший человек, — продолжал Бенедикт. — Можно сказать, необработанный алмаз: грубоват, но ему можно верить. Кстати, именно он купил у меня золотой рудник.

— И он приезжает сюда? — слегка встревоженно спросила Селеста.

— Если он хороший человек, мы будем рады познакомиться с ним, — сказала я.

— Думаю, вам будет с ним интересно и весело. Он — сами честность и бескомпромиссность.

— Понятно, — сказала я. — Под грубой внешностью скрывается сердце из чистого золота.

— Ты правильно поняла.

Бенедикт был в легком замешательстве, как всегда, когда упоминал о руднике Он справедливо полагал, что при этом я думаю о том, каким путем этот рудник достался ему.

— Я не полностью продал его, — добавил он. — Некоторую долю я сохранил.

— Значит, это деловой визит, — сказала я.

— Можно назвать и так Мы действительно хотим обсудить некоторые вопросы.

— Он остановится в Мэйнорли или в Лондоне? — спросила Селеста.

— Думаю, для начала — в Мэйнорли. Потом мы можем отправиться в Лондон. Вероятно, он прибудет через пару недель.

— Мы приготовим ему комнату, — сказала Селеста.

Детям я впервые сообщила об австралийце, когда Белинда заговорила про Оливера Джерсона Интересно, — сказала она. — Он уехал, не повидавшись с нами. Даже не попрощался и уже давно не приезжает.

— Ну, на днях у нас будет другой гость.

— Кто?

— Человек с другого конца света.

— А где другой конец света?

— В Австралии.

— Значит, он будет весь раскрашен краской, а в волосах перья?

— Так ходят индейцы в Северной Америке, — насмешливо заметила Люси. А он — австралиец — Что ты в этом понимаешь?

— Уж побольше, чем ты.

— Хватит ссориться, — сказала я. — Вам нужно быть очень вежливыми с мистером Марнером.

— А какой он?

— Откуда мне знать? Я его не видела. Он владеет золотым рудником.

— Наверное, он очень богатый, — с благоговением сказала Белинда Золото стоит кучу денег — Он копает его в земле? — спросила Люси — Я не знаю.

— Конечно же, копает, — убежденно заявила Белинда. — Чтобы добыть золото, нужно залезть в шахту. А кто же копает золото, если он уехал оттуда?

— Я думаю, он нанимает людей.

— Ого! — уважительно сказала Белинда.

— Расскажи нам про Австралию, — начала упрашивать Люси.

— Я почти ничего не помню. Ведь я уехала оттуда совсем маленькой.

Они обожали слушать эту историю, хотя уже не раз слышали о том, как мои родители отправились в Австралию и жили в маленькой хижине в городке золотоискателей, о том, как я родилась в доме отца Бенедикта — единственном месте, которое подходило Для новорожденных детей.

После этого Австралия стала постоянной темой разговоров, так что грядущий приезд Тома Марнера внес в дом атмосферу ожидания.

Выражение Бенедикта о «необработанном алмазе» вызывало представление о неотесанном субъекте, который не придает значения своей одежде и манерам, являясь прямой противоположностью Оливеру Джерсону. Мне было любопытно, какой будет реакция Белинды. Я надеялась на то, что гость отвлечет ее, поскольку она все чаще вспоминала Оливера Джерсона и ждала его появления.

Ее так ошеломило очарование Джерсона, что манеры этого австралийца должны были произвести особо контрастное впечатление. Вряд ли можно было надеяться, что «необработанный алмаз» сумеет заслужить одобрение ребенка.

Наконец он приехал. Он был очень высок, с бронзовой от солнца кожей; его живые синие глаза постоянно щурились, как будто даже в нашем климате он старался защитить их от солнца. Волосы у него были выгоревшими, почти бесцветными. Думаю, дети были несколько разочарованы. Они ожидали, что он будет выглядеть, как шахтер, потому что в Корнуолле им доводилось видеть представителей этой профессии. Он был одет неброско — в темно-синий костюм, который создавал удивительный эффект в сочетании с его внешностью человека, живущего на открытом воздухе.