Подмененная

Вот почему мы всегда были близки… до тех пор… ну, ты понимаешь. Отбрось эти мысли, Бекка. Ему твоя любовь нужна не меньше, чем мне. Он чувствует себя оскорбленным, потому что думает, будто ты презираешь его. Ты ощущаешь движение? Это ребенок, Бекка… наш ребенок… твой, мой и его. Обещай мне, что будешь любить его, заботиться о нем, присматривать.

— Конечно, обещаю. Это будет моя сестра… или брат. Конечно, я буду любить его. Обещаю тебе.

Она приложила мою ладонь к тубам и поцеловала ее.

— Спасибо тебе, милое дитя. Ты доставила мне огромную радость.

Еще некоторое время мы сидели, глядя на пруд.

Внезапно мама встала и взяла меня за руку.

— Пойдем, — сказала она. — Ты — мое дорогое дитя всегда помни об этом.

* * *

Я постоянно была рядом с ней. Казалось, с моих плеч упало тяжкое бремя. Когда родится ребенок, мы вернемся назад, к моему отчиму. Я попытаюсь избавиться от ненависти к нему. Теперь я сознавала свою вину.

Бенедикт хотел, чтобы я была членом семьи. Он не собирался отвергать меня. Я сама сделала себя отверженной Все изменится, когда родится ребенок.

Мама перестала выходить на улицу. Миссис Полгенни являлась ежедневно и сообщала о своей готовности:

— При первых же признаках я буду здесь.

Часто к ленчу приходил доктор Уилмингхем. Мама была бы рада присоединиться к нам, но она быстро утомлялась.

Патрик ненадолго приехал в Пенкаррон Мэйнор, и мы с ним вместе катались верхом. Это было похоже на старые добрые дни, однако сейчас мне не хотелось надолго покидать Кадор: я хотела побольше времени проводить с мамой.

Как-то во второй половине дня мы с Патриком катались верхом. Когда подъехали к Кадору, Патрик попрощался и направился в Пенкаррон, а я развернула коня к дому. День был облачный, собирался дождь.

По пути я проезжала мимо дома миссис Полгенни. Мы всегда посмеивались над его чопорным видом: выскобленные ступеньки, сверкающие ручки, окна, обрамленные по краям тяжелыми шторами и затянутые кружевными занавесочками, — чтобы прикрыть обитателей дома от греховного окружения, говорили мы.

Миссис Полгенни находилась, видимо, в Западном Полдери. Я слышала, что с утра ее вызывали на роды миссис Пегготи.

Бросив взгляд на окно, я заметила в нем силуэт.

Выходит, миссис Полгенни была дома. Это значило, что Пегготи уже благополучно родила. Силуэт мелькнул только на мгновение, а потом пропал.

Я заколебалась. Бабушка несколько беспокоилась за миссис Пегготи, поскольку рожала та впервые, а было ей уже под сорок лет — не совсем удачный возраст для того, чтобы заводить ребенка. Хорошо бы было узнать, как прошли роды. Я соскочила с седла, привязала лошадь к кусту и, поднявшись на крыльцо, постучала в дверь.

У меня невольно появилась улыбка при мысли о том, что подумает миссис Полгенни, если я спрошу, как прошли роды. От одной из служанок я знала ее мнение о себе: «Из молодых, да ранняя». Это значило, что я знаю больше, чем положено ребенку, и миссис Полгенни кажется, что в Кадоре напрасно смотрят на это сквозь пальцы.

Нужно сказать, я испытывала тайное удовольствие, шокируя ее.

Я стояла и ждала. Никто не выходил. Дом казался вымершим. Но я была уверена в том, что видела ее в окне, во всяком случае, это должна была быть она, потому что Ли находилась у тетушки в Сент-Иве.

Прождав почти десять минут, я забралась в седло и поехала. Все это меня озадачило. Я была уверена, что кого-то видела в доме.

Вскоре я забыла об этом инциденте — до следующего утра, когда бабушка объявила, что миссис Пегготи родила чудесного мальчишку.

— По словам миссис Полгенни, ребенок родился в три часа утра. Она пробыла там почти полные сутки и совершенно измотана.

Значит, в то время ее не было в доме. Очень странно!

Конечно, мне могла всего лишь почудиться тень в окне, но я знала, что не ошибаюсь. Это казалось весьма загадочным.

* * *

Пришел июнь. Миссис Полгенни была, как она говорила, «под рукой». Он выглядела какой-то озабоченной, что немножко беспокоило меня. Неужели она не очень уверена в себе?

Однажды утром она сказала бабушке:

— Вы знаете, я тут чуть с ног не свалилась от удивления. Никогда бы в такое не поверила! Я, конечно, видела, что у нее что-то не то… глаз-то, знаете, у меня наметанный. Ну, я и говорю ей: «Дженни, хотелось бы мне взглянуть на тебя». Она обрадовалась, впустила меня, а когда я осмотрела ее, то, знаете, глазам своим не поверила…