Арина

Константин молча вздохнул.

XVIII

АРБАТ

Часто в минуты мучительного беспокойства Константин наведывался к Наташе. Спасаясь от грозовой атмосферы „Националя", он стремился укрыться в ином мире, где на него снисходило спокойствие, безмятежность, душевное тепло. Рядом с Наташей будущий разрыв с Ариной, которого он безумно страшился, казался ему не столь трудным.

Они неоднократно обедали вместе, и он не скрывал этого от Арины. Решив разойтись, он выбрал спокойный, небрежный тон разговора с Ариной и не делал тайны из своих частых свиданий с другой женщиной. Арина слушала его равнодушно. – Я использую свободный вечер, чтобы пойти в Художественный с приятелем, – говорила она.

Арбатскими вечерами, сидя рядом на диване, Константин и Наташа мирно беседовали под чуть слышное гудение самовара. Нередко Наташа молча наблюдала за гостем. Иногда он появлялся у нее с искаженным лицом, нервный, уставший, с его уст слетали циничные фразы. Но в другие дни был весел, улыбчив, уверен в себе. Она догадывалась, что у него в душе разыгрывается драма, к которой она была непричастна. По молчаливому соглашению имя Арины никогда не упоминалось в их беседах, хотя они постоянно чувствовали ее незримое присутствие.

В эти спокойные вечера Константин иногда обнимал свою приятельницу и прикасался губами к обнаженному плечу. Наташа, не противясь, отдавалась этим опасным ласкам. Они с удовольствием продолжали двусмысленную игру, в которой Константину нравилась робость Наташи, а ей его Колебания.

Поэтому Константин весьма удивился, когда однажды вечером Наташа спросила его:

– Вы любите Арину Николаевну?

Это случилось вскоре после ужина в „Яре" и рассказа Арины о докторе Владимире Ивановиче. Константин еще не отошел от перенесенного потрясения.

Он вздрогнул, услышав вопрос Наташи. Ему показалось, что ее голос был эхом его собственной совести. Мгновение раздумывал, потом решительно и прямо сказал:

– Нет, я не люблю ее… Я жил с ней, привязан к ней, это исключительно одаренная, яркая и страстная натура. Но, по ряду причин, о которых не могу рассказать, потому что и сам не уверен в их истинности, она, пустив в ход железную волю и дьявольское искусство, задалась целью помешать тому, чтобы в ней родилась любовь. Возможно, она меня и любит, но предпочла бы умереть, чем сознаться в этом… Я тоже мог бы полюбить ее, он она не захотела. Вот почему я решил расстаться с ней. Разлука уже не за горами, поэтому я не могу обсуждать это с вами. Она продолжит свою бурную занимательную жизнь, которую остерегусь назвать романтической, ибо нет сердца более холодного, ума более рационального даже в страсти, даже в самых пламенных чувствах… Я буду свободен, – прошептал Константин, склоняясь к Наташе… – Дорогой друг, не спрашивайте меня больше об этом сегодня. Я уезжаю в Петербург. Обещайте, что после возвращения пригласите меня отобедать в вашем доме.

XIX

ШКОЛЬНИЦА

Когда он вышел от Наташи, было еще не поздно, и он пешком пошел с Арбата в гостиницу. Беседа с Молодой женщиной укрепила решение Константина ускорить разрыв с Ариной. Произнеся наконец вслух то, что не выходило у него из головы, он понял и то, что сделать это надо как можно скорее. Он пережевывал обиды, которые нанесла ему Арина. Можно ли продолжать жить с такой злой и циничной девушкой, которая получала удовольствие от того, что мучила его, готовила яд, чтобы отравить запускаемые в него стрелы. Он заводил себя, чувствовал, как вскипающее в нем возмущение переходит в ненависть к Арине, которая представала перед ним во все более неприглядном облике.

Номер был залит светом. В комнатах никого не было. Арину он обнаружил в ванной и в оцепенении замер – так она была не похожа на тот образ, что он рисовал себе по дороге.

Она была в коротком, чуть ниже колена, халатике школьницы. Распущенные волосы спадали до бедер. Она напоминала четырнадцатилетнюю девчушку, но уже достаточно развитую, с ярко блестевшими глазами, с устами, созданными для поцелуев.

Арина бросилась к нему и повисла у него на шее, как ребенок.

– Как ты поздно! – воскликнула она. – Посмотри, я проявила наши фотографии, сделанные на прошлой неделе. Ты красив как бог, ты, „великий князь", неповторимый… А я ужасна, как всегда, вид помятый, противно смотреть. Удался только кадр, где я лежу на диване.

Она протянула ему снимок, на котором приняла позу Махи с картины Гойи, – одетая в легкую шелковую пижаму, в вырезе которой была видна обнаженная круглая и отточенная грудь.