Карающая богиня, или Выстрел в горячее сердце

– Да вы мне больше чем дочь, – вздохнула необидчивая Даша и полезла в холодильник за йогуртом. – Вот, и даже слышать ничего не хочу! – предвосхитила она Маринины реплики и решительно открыла крышечку стакана. – Иначе Женьке пожалуюсь!

– О, боже! – пробормотала Коваль, беря маленькую ложечку и осторожно погружая ее в содержимое стакана. – Замучили воспитанием…

Она осилила йогурт и уже принялась за кофе, когда к ней присоединился Хохол. Он потрепал по волосам Егорку, сел рядом с Мариной и поцеловал ее в висок:

– Чем заниматься будем?

– Пока ничем. Я должна спланировать все, что задумала, так, чтобы не было осечек, а на это нужно время, которого, к сожалению, очень мало.

– Ты опять заставляешь меня чувствовать себя виноватым. – Хохол придвинул к себе тарелку с салатом. – Тебе нравится, да? Любишь, когда от тебя кто-то зависит?

Марина посмотрела на него насмешливо, вновь поднесла к губам чашечку с кофе, сделала глоток. Отвечать на эти вопросы ей не хотелось, она прекрасно понимала, к чему приведет продолжение беседы – как обычно, к ссоре, заглаживать которую Женька ринется в спальню. Так всегда бывает. Марина тихо подозревала, что он и затевает эти разборки как раз для того, чтобы иметь возможность перекинуть ее, Марину, через плечо, с ревом потащить вверх по лестнице, бросить на кровать в спальне и потом… Она улыбнулась, вспомнив, что обычно бывает потом, а Женька, внимательно наблюдавший за ней, удивленно спросил:

– Я что – пошутил удачно? Что тебя так развеселило?

– Ты. Ты меня развеселил, дорогой. Что за привычка задавать глупые вопросы? Разумеется, мне нравится, что ты от меня зависишь, – а как ты думал? Просто посмотри на ситуацию моими глазами – мой любовник втравил меня в разборки, уже весело, да? И теперь еще и страдальца из себя строит – тоже интересно, правда? – Марина положила руку поверх Женькиного кулака, лежащего на столе, и чуть сжала. – Скажи, ты к чему опять завел эту шарманку?

Хохол накрыл ее руку своей, погладил прохладную кожу. Он даже себе не мог объяснить, зачем все это делает. Он хотел ее внимания, постоянного, а не минутного, хотел чувствовать себя нужным, любимым – а Коваль не желала проявлять чувства так, как он. Приходилось постоянно провоцировать ее, делать что-то, чтобы в этой мраморной статуе проснулась пантера, что была с ним по ночам.

– Все, я не буду больше, – пробормотал он, прижимая ее руку к щеке. – Тебе холодно? Пальцы совсем ледяные… – Женька принялся согревать дыханием ее холодные руки, а Марина, кинув взгляд на внимательно наблюдающего за ними ребенка, едва сдержала смех – Егорка сосредоточенно сопел себе в ладошку, щуря хитрые синие глазенки.

– Жень… – прошептала она. – Жень, посмотри…

Хохол, скосив глаза, закатился на всю кухню, у холодильника фыркнула Даша, достававшая салатную зелень, а Егорка широко улыбнулся, демонстрируя зубы. Коваль легко спрыгнула с табурета и подошла к сыну, вытащила его из стульчика и крепко прижала к себе:

– Ты мой зайчик! – От ребенка исходил теплый молочный запах, Марина не могла надышаться, все крепче прижимала мальчика к себе.

Малыш очень сильно напоминал ей своего отца, особенно глазами – такими же яркими, синими и глубокими. Коваль так и не смогла привыкнуть к новому лицу Егора Малышева, к тому лицу, что он обрел после пластической операции. Она всегда помнила то, первое, то, которое полюбила буквально с первых минут знакомства. Даже во сне она всегда видела его таким, каким оно было в первые годы их жизни, и никогда – измененным умелыми хирургами-пластиками. Она просто не воспринимала Егора другим. А маленький Егорка был точной копией Малыша…

Заметив, что она опять едва сдерживает слезы, Хохол серьезно посмотрел ей в глаза и тихо приказал:

– Прекрати немедленно! Если ты будешь постоянно изводить себя, я его сам, своими руками в Дом малютки отвезу! – и тут же получил такую звонкую и болезненную пощечину, что даже оглох на мгновение, а Марина с ребенком на руках вышла из кухни, и ее каблуки застучали вверх по лестнице. – Ни хрена себе… – растерянно протянул Женька, потирая рукой горящую щеку. – Вот это приложила Марина Викторовна…

– А что ты хотел? – спокойно откликнулась Даша, ловко шинкующая на терке морковь для борща. – Думай иногда, что говоришь! Она за этого парнишку в огонь и в воду готова, неужели ты не видишь? Он же вылитый покойный Егор Сергеевич… А ты – «в Дом малютки»! – передразнила она, убирая тыльной стороной руки темно-русую прядь волос, выбившуюся из-под яркой косынки. – У-у, бестолковый!