Время любить

– Смотри! – сказала она, на этот раз по-арабски. – Ты меня помнишь?

Вместо ответа раб опустился на колени, ухватился за край лохмотьев Катрин и поднес его к своим губам. Потом, вскочив на ноги, он бегом бросился во внутренний сад, который виднелся за квадратной прихожей.

Цветущие розы и апельсиновые деревья, отягощенные белыми цветами с пьянящим запахом, окружали прекрасный дом с колоннами. Струящаяся вода пела в саду свою неумолчную песню. Абу-аль-Хайр любил простоту в каждодневной жизни, но вовсе не отрицал при этом комфорта…

Послышались быстрые шаги, и внезапно Абу-аль-Хайр возник перед Катрин. Лицо врача с его смешной бородой было все таким же четким, и одет он был в точности так же, как в первый день их встречи. Казалось, что они расстались только вчера.

Его черные глаза все так же сияли иронией, а улыбка была такой дружеской, что вдруг ей захотелось расплакаться, потому что, обретя своего друга вновь, она почувствовала, что вернулась домой.

Абу-аль-Хайр, не обращая внимания на церемонные приветствия Жосса и Готье, встал перед Катрин, осмотрел ее критически с ног до головы и заявил:

– Я тебя ждал, но ты долго не шла.

– Я?

– Ну да, ты! Ты не меняешься, женщина единственной любви. И тебя всегда тянет к любимому, как бабочку на огонь. Ты лучше умрешь, но не будешь жить в темноте. Половина твоего сердца здесь. Кто же может жить с половинкой сердца?

Краска залила щеки Катрин. Абу не утратил своей невероятной способности читать в самых глубинах ее сердца. Впрочем, кому нужны правила вежливости! И она немедленно перешла к главному:

– Вы видели его? Вы знаете, где он? Что он делает? Как он живет? А он…

– Ну… ну… успокойся!

Мягкие руки врача успокаивающе поглаживали ее дрожащие пальцы.

– Я больше так не могу, Абу!.. Я устала, я в отчаянии!.. Я чувствую себя старухой…

В нервном припадке она почти кричала.

– Само собою разумеется, ты устала, ты чувствуешь себя грязной, на тебе вся пыль пройденных больших дорог… Но это пройдет… даже под твоими нищенскими лохмотьями ты все так же прекрасна. Пойдем, тебе нужен отдых, тебе нужно помыться, поесть. Потом поговорим. Не раньше…

– Та женщина, я видела ее… она такая красивая!

– Не будем об этом говорить, пока ты не отдохнешь и не придешь в себя. Отныне этот дом – твой дом, и только аллах знает, как я счастлив тебя принять, о сестра моя! Пойдем… Иди за мной! Но еще надо подумать и о твоих спутниках. Кто эти люди, твои слуги?

– Более того, это мои друзья.

– Тогда они будут и моими друзьями! Пойдемте все!

Послушно Катрин пошла за ним к узкой каменной лестнице, которая убегала на второй этаж. Готье и Жосс, еще удивленные видом маленького врача и его цветистым языком, пошли вслед за ними. На сей раз Жосс отказался от роли слепого и весело оглядывался по сторонам.

– Брат, – прошептал он Готье, – думаю, что мадам Катрин уже наполовину одержала победу. Этот добрый человечек вроде знает, что такое дружба.

– Думаю, ты прав. Что же касается победы, тут все сложнее. Ты же не знаешь мессира Арно. У него львиная гордость, а упрям он при этом как мул, смел как орел… но и жесток так же. Он из тех людей, кто предпочитает вырвать из себя сердце, чем дать слабину, когда чувствует себя оскорбленным.

– Он что, не любил свою супругу?

– Он ее обожал. Никогда я не видел такой страстно влюбленной пары. Но он заподозрил жену в измене и не простил ее.

С тех пор как Жосс узнал Катрин, ему хотелось увидеть человека, который сумел так крепко привязать сердце подобной женщины. И теперь, когда цель была близка, его снедало любопытство.

Абу-аль-Хайр открыл перед мужчинами маленькую дверь из кедра, покрашенного в красный и зеленый цвета, которая вела в просторную комнату, и сказал им, что слуги скоро займутся ими. Потом он хлопнул в ладоши три раза, перед тем как открыл перед Катрин другую дверь. Это, безусловно, была самая красивая комната в доме: потолок из кедра был украшен орнаментом, стены сияли позолоченной мозаикой, мягкие и толстые ковры покрывали мраморный пол. Четыре сундука из позолоченной меди занимали четыре угла комнаты – там можно было складывать одежду, но, конечно, не видно было кровати. Она явно была свернута и уложена вдоль стены, где-то в углу, так как по мусульманскому обычаю вид кровати не предназначался для посторонних глаз. Но зато в большой нише, украшенной зеркалами, стоял круглый диван со множеством разноцветных пестрых подушек. Окна выходили во внутренний двор.