– Точно, вспомнила! Не было слова «такси». Она скороговоркой бросила: «Приехала машина. Мне пора, как устроюсь, позвоню». Значит, за ней Лидка прикатила? Чего она врет?
– Алиби вашей подруги легко проверить, – остановила я Галину, – мы этим непременно займемся. Но Владу Сергеевну мог отвезти другой шофер.
– Нет, – уперлась Галя, – у нее есть только мы, в смысле бывшие воспитанники. Когда Влада заболела, мы стали ей помогать. Лидка ее возила, Роман по дому суетился, чинил краны, окна на стеклопакеты поменял, Пашка продукты притаскивал, он в супермаркете торгует, может по оптовой цене отовариться, я квартиру убирала, стирала, Валерка на лето Владу на дачу брал. Кто что мог, то и делал. Я все знаю. О деньгах она только мне рассказала, я у нее типа психотерапевт была. Влада при остальных улыбалась, делала вид, что все о’кей, но я-то в курсе про ее боль в ногах и тоску. Разве справедливо выгонять на пенсию человека, у которого в жизни только его детдом и есть?
– Ильченко заболела, работать она не смогла бы, – вздохнула я.
Галя вскочила.
– А у домашних детей родители здоровячки? Малышам любовь и забота нужны! Ну ездила бы Влада Сергеевна в инвалидной коляске по коридорам. И что?
– Кто такая Марина? – перевела я беседу в иное русло.
– Понятия не имею, – осеклась Галя.
– Девочка из детдома? – предположила я.
– Среди тех, кто постоянно поддерживал Владу, Марин не было, – отрезала Галя, – могу у наших поспрашивать.
– Сделайте милость, – попросила я, – и сразу соединитесь со мной, если узнаете даже самую, на ваш взгляд, ерунду.
Оставив Галю горевать, я вышла на улицу и поразилась случившейся перемене. В Москву вдруг пришло лето. На улице резко потеплело, прохожие сняли куртки, плащи, кое-кто из девушек даже надел босоножки. Мне в плотном платье и шерстяном кардигане стало жарко. Все мои вещи сгорели, мне придется заново покупать все, и я не испытываю ни малейшего восторга при мысле о шопинге. Но нельзя же щеголять в одном наряде! Рано или поздно его придется постирать, и у меня нет обуви, лишнего белья и прочего! Хорошо хоть Димон проявил христианское милосердие и пустил меня в свою квартиру. Только сейчас я оценила размер несчастья. Сгорела вся библиотека Гри, наши документы, вещи, милые мелочи, погибла мебель, холодильник, два телевизора, моя коллекция романтических комедий на DVD, альбомы с фото. У нас ничего нет! Непонятно, можно ли отремонтировать квартиру, Гри на спецзадании, ему сейчас не до бытовых проблем, а я…
Телефонный звонок прервал поток моих мрачных мыслей.
– Тань, привет, – сказал чуть надтреснутый баритон, – Чеслав велел сразу тебе сообщить.
– Кто это? – перебила я.
– Ну ваще, блин, не узнала! Богатым буду, хотя навряд ли, – засипела трубка. – Леня Мартынов.
– Что у тебя с голосом? – удивилась я.
Мартынов возглавляет убойный отдел, только не спрашивайте какой, я не разбираюсь во всех этих милицейских подразделениях, знаю лишь, что он большой начальник, дружит с боссом и частенько помогает нашей бригаде.
– Пивка холодного с рыбцом тяпнул, – признался Ленька. – Вчера вообще молчал.
– Представляю радость твоих подчиненных, – хихикнула я, – немой босс! Вот оно, счастье!
Мартынов попытался откашляться.
– Я и без слов могу ситуэйшен объяснить. Мало не покажется. Помнишь Эдуарда?
– Твой кошмар? Лентяй, вечно больной, да еще и глупый лейтенант? – спросила я. – Удивлена твоему терпению. Что он у тебя делает?
– Теперь ничего, – порадовался Ленька. – Его волосатая рука сверху держала, на днях эту лапу отрубили, я воспользовался моментом и турнул гада. На радостях пивка нахлебался. Короче, у нас четыре трупа и один полутруп.
– Сочувствую, – абсолютно искренне пожалела я его. – Но зачем ты мне звонишь?
– Чеслав велел, сказал, тебе это надо знать. Покойничков наших зовут Степанида Андреевна Гвоздева, Елена и Анна Киселевы, до кучи к ним Сергей Николаевич Евдокимов. Степанида – доктор наук…
– …профессор, владелица крупного медцентра! – закричала я. – Сергей Николаевич ее адвокат. Анна школьница, Елена ее мама. Что с ними случилось? Когда?
– Вчера вечером Гвоздевы, Киселевы и Евдокимов ужинали в японском ресторане «Кинуки», – отрапортовал Леня, – все отравились морскими гадами.
– Юрий Игоревич жив? – воскликнула я.
– Он и есть полутруп, – ответил Ленька, – в реанимации лежит. На месте преступления сейчас орудуют наши.