146  

Я живу в слепящих сумерках: Придет тот день, когда В сердце застынет влага, Жилы оледеия, Перо в руке у меня Скрипнет, прорвется бумага, И я умру тогда. [381]

Я уходил от жизни не оттого, что жизнь дурна, а оттого, что она при всем безумии банальна и устало воспроизводит один и тот же ритуал — смерть. Затем, смиряющийся мирянин, словоохотливый мистик, я начал думать, что лучший из уходов — это на неизведанный остров, который порой брезжит еще, пусть только издалека, между Тенерифе и Пальмовыми:[382]

  • Этот берег блаженный корабли, скользя, огибают,
  • над цветами невиданными пальмы с высоты благосклонны,
  • и густой и могучий лес благоухает
  • сладким потом камеди и соками кардамона…
  • Предвещает себя запахом, как блудница,
  • неизведанный остров… Но кормчего повеленьем
  • корабль путь прямит, остров должен из виду скрыться
  • и окраситься в голубой цвет отдаленья.[383]

Устремясь к недосягаемому, я окончательно распрощался со своим смирительным периодом. Жизнь осмотрительного отрока сулила мне в качестве награды ту, что сиятельней утреннего света, ту, что светлее, чем луна, и белее. Однако один-единственный неблагой помысел мог отобрать ее у меня. Неизведанный же остров всегда останется, как раз за счет недостижимости, гарантированно моим.

Я готовлю себя для встречи с Лилой.

Глава 18

Ты, чем солнце даже, светишь сильнее

И Лила тоже появилась из книги. Переходя из гимназии в лицей, на пороге своих шестнадцати, я нашел у дедушки «Сирано де Бержерака» Ростана. Почему он потом не обнаружился в Соларе ни на чердаке, ни в капелле, трудно сказать. Может, я его зачитал до дыр и книгу пришлось выбросить? Я и сейчас помню почти дословно каждую строку.

Сюжет общеизвестен. Вот почему «Сирано» я помнил и после инсульта. Душещипательная мелодрама, которая идет во многих провинциальных театрах. А я тогда помнил исключительно то, что известно всем. Связь же этих строчек лично со мной мне открылась только сегодня. Оказывается, именно в «Сирано» — ключ к моему взрослению и история первых любовных переживаний.

Сирано, блистательный бретер, уродлив. Его проклятие — несуразный нос:

  • Да. Он крупней, чем красноречье ваше,
  • А я бы о таком, заметьте,
  • О выдающемся предмете
  • Острот набрал бы целые тома,
  • Меняя жесты и тона…
  • Развязный тон, каким острят друзья:
  • Вам из стакана пить нельзя —
  • Побьет ваш нос посуду вашу!
  • Позвольте подарить вам чашу?
  • Или почтительно-умильный:
  • Вы этой башнею фамильной
  • Давно владеете?
  • Наивный: С дальних мест
  • Вы этот монумент везли для дам столичных?
  • Любезный: Сударь любит птичек?
  • Он приготовил им вместительный насест![384]

Сирано влюблен в свою кузину Роксану, прециозницу дивной красоты (Кого же может полюбить урод? Конечно, самую красивую из женщин!). Она, возможно, и восхищается его храбростью, но он никогда не посмел бы ей признаться, стыдясь своего уродства. Лишь один раз, когда она вызывает его на разговор, в нем вспыхивает надежда — может быть, невозможное возможно? Нет. Жестокое разочарование: Она признается ему, что влюбилась в красивого Кристиана, новоиспеченного кадета из Гаскони, и просит кузена взять его под опеку.

Сирано идет на крайнюю жертву: решает любить Роксану, говоря к ней устами Кристиана. Он подсказывает Кристиану, красивому, дерзкому, но неученому, нежные любовные признания. Пишет за него жаркие письма. Ночью подменяет его под балконом возлюбленной, чтобы нашептать знаменитую просьбу о поцелуе: однако затем не он, а Кристиан поднимается за наградой на балкон. Поднимитесь же сорвать сей цвет вожделения, обонять сей аромат души, слышать шелест пчелы, длить бесконечное мгновение… «Иди обладай, животное», — подталкивает Сирано к балкону соперника, и, пока те целуются, он плачет в тени, наслаждаясь своей бедной победой, зная, что в Кристиане ее пылающие губы целуют те слова, которые выговаривал он, Сирано.

Сирано и Кристиан идут на войну, Роксана, влюбленная еще сильнее, приезжает к ним в армию, исполненная восторга от писем, которые Сирано от имени Кристиана посылает ей ежедневно. Она признается кузену, что влюблена не в наружность Кристиана, а в его душу и изумительное красноречие. Она любила бы за это, даже будь он уродлив. Сирано понимает: это означает, что любят его. Он уже готов открыть тайну, но тут как раз Кристиан, сраженный вражеским ядром, погибает. Роксана терзается над трупом несчастного, и Сирано сознает, что никогда уже не сможет ничего объяснить.

  146  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×