Идеальное тело Пятачка

Глава 11

Я могу совершить глупость, и чаще всего это происходит, если оказываюсь в неожиданной ситуации. До сих пор я не в состоянии забыть, как в школьные годы ездила с классом в Ленинград на экскурсию. Красоты города я не заметила, потому что всю неделю смотрела на Ваню Романкина, в которого влюбилась по уши. Ваня считался королем класса и не обращал ни малейшего внимания на толстуху с последней парты. Пять лет я мечтала очутиться с Романкиным на необитаемом острове, выжить, например, после авиакатастрофы и остаться с Ванькой там, где нет ни одного человека. Сейчас я понимаю, что избалованный девичьим вниманием Иван не снизошел бы до дружбы с уродиной Сергеевой, даже очутившись на Марсе. Но в юные годы нам свойственны иллюзии, и я думала: вот бы случайно оказаться с ним наедине…

И судьба неожиданно предоставила мне такой шанс. В один из дней нас повезли на экскурсию в Ленинградскую область, привели в очередной дворец и начали гонять по комнатам, набитым пыльной мебелью. Я, конечно же, смотрела не на экскурсовода, а следила за Ваней, который внезапно отделился от толпы и метнулся в коридор. Я побежала за своим любимым и нашла его в полуподвале, перед дверью с прозаической табличкой «Туалет». Справа от нее сидела на стуле старуха с вязаньем, слева на веревочке висел рулон бумаги.

– Ну тетенька, – ныл Романкин, – мне туда очень надо.

– У нас за деньги, – меланхолично отвечала бабка. – Три копейки малое дело, пятачок большое, если то и другое, то выйдет восемь. Гривенник не приму, сдачи нет.

– Бабушка, – плаксиво тянул Ваня, – в тубзик всегда бесплатно пускают!

Напомню вам, что речь идет о моем детстве, тогда никто не слышал об отправлении естественной нужды за деньги.

– Нам бюджета на ремонт не дают, – окрысилась пенсионерка, – райотдел культуры разрешил туристов за плату обслуживать. Давай монетки и заходи.

– У меня нету денег, – застонал Романкин, – я купил стаканчик с мороженым, мама больше не дала.

– Нет наличных – нет толчка, – философски ответила служащая.

Ванька засопел, и тут настал мой час. Я вынула из кошелька восемь копеек, бросила их на фарфоровое блюдечко со щербинкой и воскликнула:

– Здесь за все, за малое и большое. Иди, Вань, угощаю от чистого сердца.

Романкин обернулся, увидел меня, покраснел, как свекла, и растерялся. Я сообразила, что совершила бестактность, попятилась и налетела на двух прыскающих в кулак одноклассниц: Лену и Олю, самых отвязных сплетниц и врушек. Старуха заржала, как пьяная лошадь:

– Иди, женишок, невеста тебя пожалела!

Романкин кинулся в сортир, Лена и Оля от хохота сползли по стене, я предпочла удрать. А вскоре вся школа знала, что Сергеева совсем потеряла голову от любви к Романкину. Народная молва сильно исказила факты, одни уверяли, что мы целовались, сидя на унитазе, другие сообщали, будто обнимались у рукомойника, а потом я ему заплатила.

Смешно, но мой рейтинг сильно повысился, Ванькин же, наоборот, упал. Но интересно другое: мое горячее чувство к Романкину испарилось без следа в тот момент, когда я, провожаемая повизгиванием девчонок и гоготанием старухи, летела вверх по лестнице, мечтая очутиться за тридевять земель от туалетного подвала.

Вот какая хрупкая вещь любовь, никогда не предлагайте кавалеру денег для посещения сортира, последствия могут быть непредсказуемыми.

Я улыбнулась своим воспоминаниям и посмотрела на стол. Однако, симпатичная посуда у деда! Я взяла тарелочку и перевернула ее. Она была изготовлена в Германии на всемирно известном заводе, специализирующемся на производстве дорогой столовой посуды, а крошки, упавшие на клеенку, похоже, ранее принадлежали песочному пирогу с черникой, вон лежит одна смятая ягодка.

– Так чего ты хотела? – спросил Степан, входя в комнату.

– Говорят, по дому привидение ходит, – прошептала я.

Колдун не стал меня успокаивать.

– Верно, его Клаусом зовут.

– Он опасный?

– Запросто убить может.

– Ой! – взвизгнула я. – Дедушка, а за что?

Степан погладил бороду и весьма складно изложил сказку. Она практически ничем не отличалось от историй, услышанных мною ранее. Но надо отдать деду должное: он был великолепным рассказчиком, в нужных местах делал драматические паузы, то повышал голос до визга, то понижал до баса, сопровождая повествование живой мимикой. После того как Степан умолк, я спросила:

– А днем, при белом свете, Клаус не появляется?