Остров надежды

Яна смотрела, не понимая, почему он вдруг застыл, словно его душа покинула склад и была где-то далеко… Он вздрогнул, отогнав видение, и повернулся. На лице Семки читалась мука.

— Почему?.. — запинаясь спросила она. — Зачем ты уходишь?

Семка вздохнул и стал угрюмо натягивать скафандр. Пристегнув оружейный пояс, он сунул в него «MG» и шевельнул плечами, не чувствуя привычного веса кислородного баллона. Палец нашел кнопку преобразователя. Секунда — и его легкие наполнила дыхательная смесь, которую прибор вырабатывал из заряженных в обоймы сухих таблеток. Одного умещавшегося в ладони столбика хватало на сутки дыхания…

Раньше Семка не удалялся от дома дальше двух-трех километров, за исключением экстренных случаев. Единственного баллона, который подключался к его легкому скафандру, хватало всего на семь часов. Теперь же ему был открыт весь мир!..

— Спасибо.

Сердце Семки рвалось на части.

Яна не выдержала и вновь разрыдалась.

— Почему?.. — упрямо повторила она сквозь слезы.

Он не мог выразить словами своих чувств. Он и сам не понимал того, что гнездилось в голове и груди. Он просто знал, что должен уйти из места, где обитает машина. В какой-то момент он решил остаться, но сердце сжал такой холод, что он едва не вскрикнул.

Двенадцать лет жизни среди вакуума и не утихающей битвы кибернетических систем. Взрослые, выросшие на планетах, сходили с ума. Он вырос тут. Он был частью этого уродливого, невозможного мира, и с первыми проблесками сознания усвоил страшные правила игры. Теперь он хотел, но не мог их нарушить. Чтобы взглянуть на ситуацию с «нормальной» точки зрения и осознать ее, поверить Яне, ой должен был сойти с ума. И забыть об отце.

Внезапно он вздохнул, словно нашел выход, и, схватив еще один скафандр, протянул его девочке.

Она испугалась, но быстро взяла себя в руки.

Дрожащие пальцы Яны сразу же запутались в замках и застежках. Семка помог ей одеться, тщательно проверил работу систем жизнеобеспечения и сам закрыл ее шлем.

— Пойдем, — проговорил он в коммуникатор, взяв ее за руку.

Яна кивнула, не в силах говорить. Возможно, впервые в жизни ей было по-настоящему страшно.

В дверях отсека появился Андор. Он молча наблюдал за приготовлениями, пока Семка сгружал в ранец обоймы с кислородными таблетками и компактные заряженные энергоблоки.

— До свидания, сэр, — спокойно проговорил Андор, когда они направились к шлюзовой камере. — Яна, ты вернешься?

— Конечно, Андор… — ответила она, хотя в тот момент сама не очень-то верила этим словам.

Они миновали шлюз.

Яна действительно никогда не покидала защищенных апартаментов. Семка видел, как лицо девочки побледнело, едва они ступили во мрак и пошли сквозь анфиладу разрушенных залов.

Дыхание Яны стало частым и прерывистым. Ее била дрожь, чувствовалось это через толстый материал перчаток.

Фонари их гермошлемов резали тьму, выхватывая из нее холодящие душу подробности бушевавшей здесь схватки между людьми и боевыми машинами.

Наконец впереди показался тамбур, возле которого задыхавшийся Семка увидел спасшую его фосфоресцирующую надпись. Она была нанесена и с внутренней стороны, но тут буквы светились красным, словно предрекая смерть всякому, кто перешагнет порог овального люка.

«Граница герметизированных помещений»

Семка подозревал, что поступает жестоко, но он не знал другого способа рассказать ей о своих чувствах.

Он завел девочку в тамбур. Яркий свет двух фонарей вырвал из мрака жуткое содержимое тесной кабинки.

— Вот… — хрипло проговорил Семка, когда она сдавленно вскрикнула, увидев два обугленных тела. — Так случилось с моим отцом!.. — едва сдерживая душившую его ненависть, выдавил он. — И они тысячи раз пытались сделать такое со мной!..

* * *

Обратный путь оказался долог.

Впервые в жизни он не спешил домой. Не верилось, что несколько часов назад он задыхался, а теперь мог вообще не беспокоиться о кислороде. Ничто не ограничивало его. Стоило коснуться языком кнопки, расположенной внутри гермошлема, и патрубок послушно выдавал порцию воды или пищевую таблетку…

И все же на душе Семки скребли кошки.

Еще вчера подобный скафандр был пределом его мечтаний. Тогда почему он не чувствовал себя счастливым?..

Сотни новых вопросов терзали его разум. Мир вокруг неуловимо менялся, привычные концепции бытия дали трещину и теперь медленно разрушались под напором повзрослевшего разума.