Империя сердца

— Сейчас вызову карету, — сказал лорд Трисс, как только за послом закрылась дверь. — Примите мои комплименты, мисс Ларкин. Вы сообщили нам бесценную информацию. Свидетельство очевидца в таком вопросе имеет первостепенную важность, причем не только для нашего посланника в Петербурге, но и для меня. Я намерен использовать полученные от вас сведения, когда буду делать доклад по Афганистану для кабинета министров.

Лорд Эдуард со скучающим видом поднялся:

— Если не возражаете, мисс Ларкин, мы могли бы обойтись без кареты. Я провожу вас домой через Сент-Джеймсский парк. Погода на диво хороша.

Люси как раз в этот момент смотрела на заместителя министра, и ей показалось, что в проницательных серых глазах достойного джентльмена сверкнули веселые искорки. Девушка воззрилась на лорда Эдуарда с некоторым удивлением, но никаких особых причин для веселья не обнаружила. Барон сиял моноклем и ослепительной улыбкой, то есть выглядел точь-в-точь таким же, как обычно.

Прогулка в парке могла оказаться приятной, даже несмотря на общество лорда Эдуарда. Вернувшись в Лондон, Люси все время чувствовала, что ей не хватает движения.

— Спасибо, — поблагодарила она. — День и в самом деле чудесный, я с удовольствием прогуляюсь.

Когда они вошли в парк, мягкий, приглушенный свет английского летнего дня уже начинал меркнуть, но по дорожкам еще бегали с мячами и обручами дети. Гладь пруда посверкивала серебром в лучах заходящего солнца; благодушно крякали утки, охотясь на вкусных червяков и питательных жуков, а королевский садовник кормил рыбой зобастых пеликанов. На Люси накатило странное чувство спокойствия и смутно-радостного ожидания — совсем как вчера, когда она вальсировала с лордом Эдуардом.

— Надеюсь, вам удалось отдохнуть после вчерашнего бала? — осведомился барон.

— Вполне. От развлечений не устают.

— В самом деле? Но ведь вы были хозяйкой, у вас была масса дел. Например, вы должны были следить, чтобы наш добрейший епископ не заснул за столом.

Люси улыбнулась и сказала:

— По-моему, епископ вовсе не такой уж соня, каким хочет казаться. У него потрясающая способность просыпаться в тот момент, когда происходит что-нибудь интересное.

— Значит, на большинстве раутов и приемов его преосвященство может сидеть не просыпаясь, — заметил барон.

— Но вас он слушал, милорд. По-моему, ваши рассуждения о турецкой и русской внешней политике произвели на него глубокое впечатление.

Барон остановился, видимо, желая полюбоваться на грациозных лебедей.

— А вы, мисс Ларкин? По-моему, мои рассуждения понравились вам меньше, чем епископу.

— С чего вы взяли, милорд?

— Элементарно, мисс Ларкин. — Он тихонько рассмеялся. — На лице светской дамы всегда должно присутствовать вежливо-рассеянное выражение, а вы об этом иногда забываете. Да и голос вас тоже выдает.

Люси сцепила руки, чувствуя, что ее пальцы начинают мелко дрожать. Только один человек на всем белом свете умел с такой точностью догадываться о ее истинных мыслях. Девушка пытливо взглянула на барона, пытаясь найти в его лице хоть малейшие черты сходства… Она сама не знала с кем.

— Очень хорошо, милорд, раз уж я не умею утаивать свои чувства, не стоит и притворяться. Так вот, мне кажется, что вряд ли, проведя три дня в компании нескольких дипломатов, вы можете судить о политике двух империй.

— Но я прочитал немало умных книг на эту тему, — мягко возразил лорд Эдуард.

Кажется, глаз за моноклем хитро блеснул? Нет, вряд ли барон настолько умен, чтобы подшучивать над самим собой. Люси тряхнула головой, чтобы избавиться от внезапного приступа головокружения.

— Сегодня за обедом я говорила с сестрой, — сменила она тему разговора, желая напомнить себе, что этот человек вскоре станет ее родственником. — Пенелопа все вспоминала вчерашний бал. Ей больше всего понравилось ваше общество и те танцы, которые она танцевала с вами.

— Мисс Пенелопа еще слишком юна, — ответил лорд Эдуард. — Уверен, со временем из нее получится счастливая и любящая жена — если она правильно подберет жениха. Пока же она очень неуверенна в себе, ее нужно все время подбадривать, чтобы она научилась верить в себя и не завидовала сестре.

— Завидовала мне? — изумленно пролепетала Люси.

Это предположение показалось ей совершенно невероятным. С тем же успехом Пенелопа могла бы завидовать какой-нибудь чумазой горничной.