33  

В итальянском языке это не так драматично. У нас нет среднего рода и все относится к мужскому или женскому, но определяется он весьма произвольно (дверь — женского рода, но не женщина, выход — мужского, но не мужчина). Мы не ассоциируем автоматически пол с родом, и когда я пишу «мои читатели распределены равномерно», то что теряет один пол, приобретает другой.

Но благодаря этим проклятым личным местоимениям, которые всегда должны быть выражены в явном виде, многие американские эссеисты приняли героическое решение. Там, где мы написали бы: «Предположим, что некий студент посчитал свою оценку несправедливо заниженной; он решает пожаловаться декану», он (и/или она) пишет: «…она решает пожаловаться декану». Иными словами, когда нужно ввести пример, его объект будет попеременно то мужчиной, то женщиной. Сразу видно, как рискованна эта процедура в тексте, в котором говорится, предположим, о добродетелях и недостатках, об удачах и неудачах. Кто должен падать с лестницы: он или она? Или, точнее, она или он?

Между прочим, это создает также серьезные проблемы нашим переводчикам. «Предположим, я обращаюсь к водителю-дальнобойщику и говорю ей…» — это еще ничего. Но стоит ли переводить: «Если у кого-то кариес, ей надо удалить зуб»?

Конечно, в каждом языке свои сложности. Когда я пишу свою или редактирую чужую рукопись, мне всегда приходится решать вопрос о поле цитируемых авторов или исторических персонажей. Когда-то проблемы не существовало, потому что принято было говорить таким образом: «Кто лучше — г-н Блок или г-жа Гиппиус?» — и даже невежда мог догадаться, кто из них мужчина, а кто женщина. Но манера писать «г-н Кальвино, г-н Моравиа, г-н Пазолини», а также «по мнению г-на Кракси» и «как сказал г-н Скальфаро» несколько старомодна и встречается теперь только в публичных выступлениях адвокатов и министров. Но при этом мы постоянно говорим и пишем: «г-жа Моранте, г-жа Корти, г-жа Йотти, г-жа Гаравалья», а англичане, по крайне мере в оперном мире, пишут просто la Callas.

Можно, конечно, сказать: «Кто лучше — Блок или Зинаида Гиппиус?», но и таким образом не удается избежать неравенства между обращениями, применяемыми к мужчине и к женщине. Хотя ведь мужчин тоже приходится порой звать по имени и фамилии, вспомните о многочисленных Чарли Браунах. Другое решение — писать просто: «Кто лучше — Блок или Гиппиус?» — только не говорите мне, что это не напоминает старой шутки о гомосексуалистах в театре, которые с пеной у рта спорят о достоинствах двух звезд, пока не оказывается, что один из предметов их восторга — женщина.

В общем, быть лингвистически нейтральным — нелегкая задача; интересно будет посмотреть, как, со временем, язык выберет — что использовать, а что отвергнуть.

1993

Футбольное извращение

Оказаться в Аргентине в разгар Мундиаля, чемпионата мира по футболу, — нелегкое испытание. Особенно когда Аргентина выигрывает. У меня был запланирован ряд конференций и встреч, но в один прекрасный момент я обнаружил, что все мои дела отменены и у меня полдня свободны. На тот вечер была назначена встреча Италия — Норвегия[101], и казалось невероятным, что мои хозяева придадут такое значение этому событию. Но эти часы я провел в полном одиночестве. Все остальное население Буэнос-Айреса было приковано к телевизору.

Так что я не мог уклониться от настойчивых вопросов журналистов по этому поводу. И вот что я сказал. Порою я тоже смотрю матчи, потому что это прекрасное зрелище и, когда ты погружен в него, оно доводит сердечного трепета, но спрашивать меня о футболе — это все равно что спрашивать меня о Дании. Дания, где я бывал много раз, — чудесная страна, от андерсеновской Русалочки до Эльсинора или до Ютландии, и я буду рад там снова оказаться. Но я не могу сказать, что не сплю ночами, думая о Дании, а с утра пораньше заказываю какому-нибудь щелкоперу переводить мне датские газеты. Хорошо, что Дания существует, и этого довольно.

Когда ты пытаешься объяснить кому-нибудь отношение к футболу обычного человека, тебя не понимают. А одна аргентинская газета даже не удержалась от искушения озаглавить свою статью вложенным в мои уста заявлением: «Футбол — это сексуальное извращение». Я говорил это в более мягкой форме, и говорил уже не раз, но попробую снова объяснить мою точку зрения.

Я полагаю, что всякий нормальный человек должен, в соответствии со своим возрастом, заниматься любовью, и полагаю, что это хорошо и полезно для здоровья. Бывают также ситуации, когда мы смотрим на другую пару, занимающуюся сексом. Речь не обязательно идет о порнографии — это может быть нормальный фильм, в котором нам показывают двух людей приятной наружности, которые красиво любят друг друга. В определенных случаях такой опыт, как замена, тоже может принести удовлетворение. Наконец, существуют сексуально подавленные люди, которые возбуждаются, слушая рассказы какого-нибудь приятеля о том, как в Амстердаме он видел пару, занимавшуюся любовью. Здесь, мне кажется, мы вплотную подходим к извращению (если не брать в расчет явных инвалидов, которым приходится довольствоваться чем придется).

  33  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×