Майерлинг

– Я знаю, – говорил он, – что с Вашим Высочеством можно беседовать откровенно. Вы просвещенный человек, мой принц, знакомый с новейшими научными теориями. Вам я могу сказать то, чего никогда не скажу в других покоях этого дворца. На сегодняшний день все ваши королевские династии дышат на ладан. И как может быть иначе? Те, кто к ним принадлежит, несут тяжкое бремя, вынуждены постоянно быть на людях и не имеют возможности расслабиться. Кроме того, ваше ремесло передается от отца к сыну, из поколения в поколение. Усталость накапливается и тоже передается по наследству. И в довершение всего царствующие особы женятся на себе подобных. Вот уже десять столетий ни одна капля свежей крови не проникла в ваши семьи. В сегодняшней Европе вы все кузены один другому. Вы вынуждены вступать в кровосмесительные браки… Это очень опасно…

– Я знаю кое-что об этом, доктор, – доброжелательно ответил принц. – Я истощен. Черт возьми, усталость десяти столетий давит на мои бедные кости. Им есть от чего сломаться. Но ведь от этого нет лекарства…

Старый врач опустил голову:

– Лекарства действительно нет. А вот семейному закону следовало бы вынуждать наследника в каждом поколении выбирать жену не среди порочного круга царствующих семей, а из буржуазного, аристократического общества, из народа, наконец. Такое случалось в далекие эпохи. Народные предания могут просветить нас на этот счет. Вам знакомы песни и сказки, в которых говорится о дочери короля, ждущей у окошка или спящей в замке в ожидании прекрасного искателя приключений. И он вдруг появляется и женится на ней. Или королевич влюбляется в Золушку с маленькой ножкой. Они становятся супругами и рожают много детей. Кровь смешивается и обновляется.

Свежее улыбающееся личико Марии предстало перед мысленным взором принца.

– Доктор, – сказал он, – я полностью согласен с вами. Попытайтесь убедить моего отца, и я быстро переменю веру. Я готов даже расторгнуть свой брак, чтобы последовать такому прекрасному примеру! Мне, возможно, и Золушку легко будет найти. А пока…

– А пока, мой принц, вам нельзя переутомляться. Вот единственный практический вывод из нашего разговора.

– Уж скорее попросите меня прекратить жить, – ответил Рудольф тоном, поразившим старого доктора. – Вы умный человек и сейчас, как и другие, посоветуете мне быть умеренным во Всем. А это как раз и невозможно. Хотите провести хотя бы один день со мной? Выслушайте меня, а потом решите. А пока выпейте порто. Если оно вам понравится, я пришлю вам несколько бутылок. Подобного ему вы не найдете нигде в Вене.

Он наполнил стакан доктора Видергофера и продолжал:

– В половине восьмого утра Лошек будит меня. Это нелегко, так как к этому часу я сплю крепко-накрепко, накануне улегшись, к сожалению, только в три часа, и сна мне не хватает.

– Вот теперь самое время вмешаться эскулапу, – прервал его врач. – Ложитесь до полуночи, и все постепенно наладится.

– Терпение, терпение, ваше суждение поспешно. В половине девятого начинается мой официальный день; я работаю с адъютантом, с военными, даю аудиенции, председательствую на комиссиях. Короче, не жалею сил. У меня возникают идеи – представьте, я все-таки принц, – и не только идеи, но и планы действий! Но чем все это кончается? На том посту, который я занимаю, нет места идеям. А если они у вас есть, вы вызываете недоверие. Если вы выдвигаете план, это еще хуже.

Вы сразу попадаете в разряд подозрительных личностей… Я – подозрительная личность, доктор, вам надлежит это знать. В официальных кругах мне противостоит твердая оппозиция, неослабевающее сопротивление. Конечно, все эти люди чрезвычайно вежливы и демонстрируют преданность. Формально они во всем со мной согласны. Но по существу не уступают ни на йоту. Ноль, ноль, ноль – вот результат моей упорной изматывающей работы, притом, осмелюсь подчеркнуть, многолетней работы ума… И так обстоит дело в любой области, какую ни возьмите. Я либерал, я вызываю подозрения. Подумайте, разве это не разрушает нервную систему? Вот вы медик. Предположим, что после упорных стараний вам удалось найти лекарство от болезни. Вы можете спасти жизнь несчастных. И что вы скажете, если ваши коллеги по университету единым строем выступят против вас и вашего открытия?

– Это случается, мой принц, и нередко, поверьте мне.

– Но лично вы можете вылечить людей, которых вы пользуете. Вы добиваетесь положительных результатов. Я же лишен возможности действовать подобным образом, хотя мой пациент требует самого большого внимания, это ведь двойная монархия всего-навсего. А эти безмозглые господа позволят ей скорее околеть, чем хоть раз прибегнуть к прописанному мною лекарству. Я чувствую всю глубину творимого зла, и это меня мучает. Иногда мои головные боли настолько сильны, что вы сами из жалости даете мне немного морфия. К концу дня у меня остается только одно желание: забыть, что я делал, забыть собственный гнев, потерянное время, глупцов, против которых я сражался… Но я еще не свободен – мне надо появляться на приемах, на завтраках, обедах, ужинах. Я должен продолжать играть свою роль – хотя там можно умереть от скуки. Случаются такие обеды, за которыми, мне кажется, не выпей я вина, я поубивал бы всех сидящих за столом. Они и не подозревают, что обязаны своей жизнью превосходному шампанскому, которое мне наливают… Я не говорю уж о тех интригах, что плетутся вокруг меня. Со мной связывают надежды многие достойные люди. Прохвосты пользуются этим и не оставляют меня в покое. Иногда они проявляют столько хитрости, что мне не удается ускользнуть от них. Сколько времени они у меня отнимают!.. А женщины – поскольку мы говорим сегодня откровенно, – что сказать о женщинах? В кондитерских, чтобы отвратить продавщиц от сладкого, им позволяют есть все, что они хотят, целый день. Наступает пресыщение, и они больше ни до чего никогда не дотрагиваются! Увы, доктор, для наследного принца в Австрии не существует запретного плода. Меня должны бы пресытить столь доступные вещи… Так оно и есть в некотором роде, – принц заколебался, – по крайней мере в духовном плане, если вы понимаете, что я хочу сказать. Но я сделал открытие. Оно состоит в том, что женщины – народ удивительный, мой дорогой доктор, их никогда не постигнешь, и они настолько непохожи, что сказанное об одной неприменимо к другой, – женщины „тоже приносят забвение“, как поется в песне. И не обманывайтесь на мой счет – прежде всего я нуждаюсь в забвении… Вот и конец моей истории.