104  

Думский опыт дал сорокатрехлетнему жовиальному Хвостову некоторую гибкость. В своем газетном интервью — что уже было новостью — он говорил о «сильной власти», но и о том, что «власть должна пойти на уступки. Я — человек твердый и уступок не боюсь». Умеренная часть общества приняла его назначение скорее положительно — а своей демагогией о «борьбе с дороговизной» и «немецким засильем» он мог импонировать массам.

Он понимал, что в настоящем правительстве его возможности ограничены, и начал выдвигать «своих людей». Первым ему удалось провести на пост обер-прокурора Синода своего свойственника Волжина. На место ушедшего в отставку Кривошеина удалось провести А. Н. Наумова, после чего Хвостов начал кампанию против министра финансов Барка, надеясь заменить его В. С. Татищевым — и царица уже упомянула в письме к мужу, что Татищев «очень любит нашего Друга». Но конечной для А. Н. Хвостова целью было столкнуть Горемыкина и «взять власть в свои руки».

Упоенный своим новым постом, Белецкий во всем поддерживал Хвостова, даже в своих показаниях он все время повторяет «мы», а первое время, пишет Спиридович, «буквально не отходил от Хвостова, и когда тот делал визиты, сопровождал его в автомобиле и терпеливо дожидался в нем его возвращения». Быть может, в случае назначения Хвостова премьером Белецкий рассчитывал на пост министра внутренних дел. Но Хвостов, в еще большей степени, чем Горемыкина, желал устранить навязанного ему Белецкого. Белецкий не подпускал его к контролю над полицией, а по словам Хвостова, министр внутренних дел без Департамента полиции все равно что «кот без яиц».

Раньше или позже, но предстояло созывать думскую сессию, Хвостов с Белецким хотели как можно дальше дистанционироваться от Распутина, не портя в то же время отношений с ним, чтобы он не помешал планируемой ими смене министров. Они задумали удалить его из Петрограда, предложив поездку по монастырям, — Хвостов собирался доложить царю, что эта поездка Распутина «не только в интересах умиротворения Государственной Думы», но и свидетельствует «о религиозных порывах духовной стороны его натуры». Сопровождать Распутина приглашен был игумен Тюменского монастыря Мартемиан, знакомый Хвостову по Вологде. Получил он за свое согласие чин архимандрита и несколько тысяч «на дорогу», Распутин, которого Белецкий осторожно шантажировал лежащими в Департаменте полиции делами о скандале на пароходе и оскорблении царицы, от поездки не отказывался, но тянул и ставил условием назначение губернатором в Тобольск своего друга А. Н. Ордовского-Танаевского. В ноябре 1915 года тот был назначен, и тут же Распутин заявил, что никуда не поедет, а улаживать «пароходные дела» взялся новоназначенный губернатор.

Скорее всего, отказ от поездки спас жизнь Распутину. По словам Хвостова, он поручил Мартемиану в дороге столкнуть Распутина под поезд, на что тот охотно согласился. Разрушена была и другая комбинация Хвостова: назначить тобольским губернатором теперешнего вице-губернатора, а на его место перевести из Вологды преданного Хвостову исправника Алексина — для организации убийства Распутина, если бы попытка Мартемиана не удалась. Но Хвостов не отказался от своих планов, считая, что устранение Распутина откроет ему прямую дорогу и к царю, которого он надеялся подчинить своему влиянию, и к обществу, перед которым он предстанет как спаситель от «темных сил». Тогда никакой нужды ни в Белецком, ни в Андронникове, чьими руками он теперь рассчитывал устранить Распутина, у него не будет. «Но это было самомнение, которое свойственно каждому человеку, — заметил он впоследствии, — на самом же деле вышло несколько иначе».

Споры между Хвостовым, Белецким и Андронниковым из-за распределения министерских должностей между их ставленниками, а также между Андронниковым и Распутиным из-за денежных сделок привели Белецкого к мысли отделаться от Андронникова. Как на человеке, который мог бы войти в доверие к Распутину, организовать слежку за ним, устроить конспиративную квартиру для свиданий с министром и его товарищем и охранить их от его постоянных требований, Белецкий остановился на жандармском полковнике Комиссарове.

Михаил Семенович Комиссаров — «высокий здоровенный мужчина с красным лицом и рыжей бородой — настоящий Стенька Разин» — был фигурой легендарной. Во время русско-японской войны ему удалось выкрасть шифры иностранных посольств, в революцию он печатал погромные листовки в Департаменте полиции, пока об этом не узнал Витте. С 1909 года он посылался начальником отдаленных жандармских управлений, где вынужден был заниматься расследованиями, кто написал «на стенах отхожего места на базарной площади г. Петровска — „Емпиритрица Сашка торгует в кобоке царь Николашка ебется в бардаке. На хуй монархию, да здравствует революция!“ — с другой стороны доски имеется надпись безнравственного содержания, к делу не относящаяся». Не удивительно, что он обрадовался возможности возвращения в Петроград, единственным условием поставив «во всех случаях общения с Распутиным быть не в офицерской форме, которую он не желает ронять, а в штатском платье».

  104  
×
×