Вертолетчик

Но на этот раз боец не ограничился одним предложением. Помявшись, он спросил у лейтенанта, могут ли некие ребята рассчитывать, что товарищ лейтенант поможет им сдать кой-какой товар. Лейтенант, догадываясь, о чем идет речь, ответил, что некие ребята рассчитывать могут, но расчет в таких случаях бывает обоюдно выгодным.

— Возьму меньше, чем в комиссионке, но себя не обижу — за риск надо платить.

Боец понятливо кивнул и удалился.

Борттехник за два рейса сдал товар и сполна рассчитался с бойцами. Себе он оставил ровно столько, чтобы компенсировать стоимость меховой летной куртки.

Эту куртку прапорщик К., с которым перед Афганом лейтенанты Ф. и М. делили двухкомнатную квартиру, украл у лейтенанта Ф. и пропил, когда последний был в отпуске. Еще он пропил летный свитер лейтенанта М. — пришлось борттехнику Ф. взять с бойцов и эту сумму. Довольны были все. Кроме обокранного прапорщика.

Товарищи по оружию

Борт № 10 дежурит в ПСС (поисково-спасательная служба или дежурный экипаж). Играют в дежурном домике в бильярд, спят, к вечеру, когда жара спадает, выбираются на улицу. Борттехник Ф. и командир экипажа капитан К. играют в шахматы на скамейке у домика. Доктор наблюдает за игрой, поглаживая большого рыжего пса по кличке Угрюмый (ночью Угрюмый спит в коридоре летного модуля, храпя как пьяный летчик, днем лежит на крыльце женского модуля, норовя обнюхать каждую выходящую женщину. К двум местным сукам Угрюмый почему-то равнодушен).

Через забор с колючкой — площадка ТЭЧ, дальше видна «вышка» КДП (командно-диспетчерский пункт) и кусок взлетно-посадочной полосы. Слышен звук приближающихся «сушек».

— Афганцы летят, — вытянув шею, смотрит через забор капитан К. — Сейчас цирк будет!

Все подходят к забору — посмотреть на посадку пары истребителей, которые пилотируют афганские летчики. Первая белая «сушка» касается полосы, опускает нос. Ее переднее колесо начинает мелко вилять («шимми!» — говорит изучавший истребители борттехник Ф.), самолет сносит с полосы, передняя стойка подламывается, и машина, вздымая пыль, бороздит «подбородком» по земле. Слышен скрежет и визг. Подламывается крыльевая стойка, самолет разворачивает, крыло сминается, он останавливается. К нему уже несется пожарная машина. Открывается фонарь, из кабины выбирается летчик в голубом комбинезоне, спрыгивает на землю и начинает бегать вокруг самолета. Потом, сообразив, что может рвануть топливо или боезапас, бежит прочь. Стоящие у забора дружно аплодируют.

Пожарная машина останавливается, но не успевает произвести необходимые операции — залить сокрушенный самолет пеной. В это время на посадку заходит вторая «сушка». Видимо, летчик второй машины загипнотизирован произошедшим на его глазах крахом ведущего. «Сушка» опускает нос, ее тут же ведет влево, точно по черным перепутанным следам первого, крыльевая стойка подламывается, самолет опрокидывается через левое крыло, наматывая его на фюзеляж, переворачивается еще раз, наматывая второе крыло, и, подъехав к хвосту ведущего, замирает в пыли и в дыму.

— Горит! — говорят зрители.

Пожарная машина, оставив первый самолет, бросается ко второму, начинает заваливать его пеной. Из кабины самолета никто не выходит.

— А вот сейчас как жахнут ракеты, если они у него есть, — говорит капитан К. — И прямо по нам, между прочим.

— Да уж… — согласно кивают зрители, продолжая смотреть.

Подъезжает санитарная машина, из нее выскакивают люди, бегут к белопенному самолету, вытаскивают из кабины неподвижное тело, за руки за ноги волокут его от того, что минуту назад было самолетом.

— Вот еще две единицы техники потеряла в боях за дело апрельской революции славная и хорошо обученная афганская армия, — говорит капитан К.

И все возвращаются к своим занятиям…

День дурака

Первое апреля 1987 года. Пара Ми-8 в сопровождении пары Ми-24 идет к иранской границе, в район соляных озер. Летят в дружественную банду, везут материальное свидетельство дружбы — большой телевизор «Сони». У вождя уже есть дизельный генератор, видеомагнитофон, набор видеокассет с индийскими фильмами — телевизор должен увенчать собой эту пирамиду благополучия. В обмен вождь обязался информировать о планах недружественных банд.

Просквозили Герат, свернули перед хребтом на запад. «Двадцатьчетверки», у которых как обычно не хватало топлива для больших перелетов, пожелали доброго пути, и пошли назад, на гератский аэродром, пообещав встретить на обратном пути. «Восьмые», снизившись до трех метров, летели над дорогой, обгоняя одинокие танки и бэтэры, забавлялись тем, что пугали своих сухопутных коллег. Торчащие из люков или сидящие на броне слышали только грохот своих движков, — и вдруг над самой головой, дохнув керосиновым ветром, закрывая на миг солнце, мелькает голубое в коричневых потеках масла краснозвездное днище, — и, винтокрылая машина, оглушив ревом, уносится дальше, доброжелательно качнув фермами с ракетными блоками.