Ангелы и демоны

– В любой организованной религии оригинального крайне мало. Религии не рождаются на пустом месте. Они произрастают одна из другой. Современные верования являют собой своего рода коллаж... вобравший в себя все попытки человечества постичь суть божественного.

– Постойте, постойте! – возник окончательно проснувшийся мистер Хитцрот. – Я обнаружил в христианстве то, что является совершенно оригинальным. Как насчет изображения Бога? Христиане никогда не представляли Творца в виде ястреба или чудища, какими изображали своих божеств ацтеки. Одним словом, наш Создатель никогда не имел облика странного или ужасного. Напротив, он всегда представлялся благообразным старцем с седой бородой. Итак, образ нашего Бога есть явление оригинальное, не так ли?

– Когда недавно обращенные христиане отказывались от своих богов – языческих, греческих, римских или иных, – они постоянно задавали вопрос, как выглядит их новое верховное божество, – с улыбкой произнес Лэнгдон. – Церковь, со свойственной ей мудростью, избрала на эту роль одну из самых могущественных и почитаемых фигур... наиболее узнаваемое лицо в истории человечества.

– Старика с белой развевающейся бородой? – скептически спросил Хитцрот.

Лэнгдон показал на сонм древних богов, изображенных на прикрепленном к стене плакате. Во главе их восседал старец с белой, развевающейся по ветру бородой.

– А Зевс вам никого не напоминает? – спросил Лэнгдон.

Прозвучал звонок, и занятия на этом закончились.

– Добрый вечер, – произнес за его спиной мужской голос.

От неожиданности Лэнгдон едва не подпрыгнул. Голос вернул его назад в Пантеон. Оглянувшись, он увидел пожилого человека в синей сутане с красным крестом на груди. Продемонстрировав в улыбке не совсем здоровые зубы, человек спросил с сильным тосканским акцентом:

– Ведь вы же англичанин? Не так ли?

– Вообще-то нет, – почему-то смущенно ответил Лэнгдон. – Я американец.

Настала очередь смущаться незнакомцу.

– Простите меня ради Бога, – сказал он. – Вы так хорошо одеты, что я решил... Примите мои извинения.

– Чем могу вам помочь? – спросил Лэнгдон. Неожиданное появление служки испугало американца, и сердце его колотилось, никак не желая успокаиваться.

– Я надеялся, что это мне удастся вам помочь. Я выступаю здесь в качестве чичероне. – С гордостью указав на выданный городом официальный значок, он добавил: – Мой долг сделать так, чтобы ваше пребывание в Риме доставило вам максимальное удовольствие.

«Максимальное удовольствие? Такого удовольствия, находясь в Риме, я не испытывал никогда, – подумал американец, – и, надеюсь, не испытаю впредь».

– Вы кажетесь мне весьма достойным человеком, – льстиво произнес гид, – и вопросы культуры вас интересуют значительно больше, чем остальных туристов. Если желаете, я мог бы рассказать вам об истории этого восхитительного сооружения.

– Это очень мило с вашей стороны, – вежливо улыбнулся Лэнгдон, – но поскольку я сам профессионально занимаюсь историей культуры...

– Замечательно! – Глаза чичероне засияли так, словно он только что выиграл главный приз в лотерее. – В таком случае вы наверняка получите удовольствие от моего рассказа! Пантеон, – начал свою заученную речь гид, – был сооружен Марком Агриппой в 27 году до Рождества Христова...

– И перестроен императором Адрианом в 120 году нашей эры, – перебил тосканца Лэнгдон.

– Купол Пантеона оставался самым большим безопорным сооружением подобного рода до тех пор, пока в 1960 году в Новом Орлеане не был построен стадион, известный под названием «Супердоум».

Лэнгдон застонал. Этого человека невозможно было остановить.

– ...а в пятом веке один теолог назвал Пантеон Домом дьявола. Он считал, что отверстие в крыше является вратами для демонов.

Лэнгдон отключил слух и обратил взор на круглое окно в куполе. Вспомнив предположение Виттории о возможном способе убийства, он представил, как из дыры над его головой вываливается заклейменный кардинал и с глухим стуком падает на мраморный пол. И это событие должно привлечь внимание прессы. Кажется, так выразился убийца. Лэнгдон огляделся в поисках репортеров. Таковых в Пантеоне не оказалось. Поняв, что теория Виттории не выдерживает критики и что подобный трюк является полным абсурдом, американец тяжело вздохнул.

Лэнгдон продолжил осмотр, а лектор, не прекращая бубнить, тащился за ним по пятам, словно преданный пес. Это еще раз подтверждает, подумал американец, что в мире нет ничего хуже, чем влюбленный в свое дело специалист по истории искусств.