Я надену платье цвета ночи

— Что ты с ним сделала?! Убирайся отсюда, бесстыжая шлюха!

Способность говорить вернулась к Тиффани быстро, вместе со способностью кричать:

— Я не бесстыжая и я не шлюха!

— Я позову стражу, ты, чёрная полночная карга! — крикнула сиделка, бросаясь к двери.

— Сейчас всего полдвенадцатого! — крикнула в ответ Тиффани и поспешила к Барону, совершенно не представляя себе, что делать дальше. Боль шевельнулась. Тиффани это почувствовала. Её разум был в смятении, теряя контроль. Равновесие нарушилось. Она сосредоточилась на секунду, а потом повернулась к Барону, пытаясь улыбнуться.

— Извините, что расстроила вас, сэр… — начал она, и тут увидела, что он улыбается сквозь слёзы, его лицо сияло, словно в солнечном свете.

— Расстроила меня? Боже, нет, я ни капли не расстроен. — Он попытался сесть прямо и указал дрожащим пальцем на огонь. — Наоборот, я в восторге! Я чувствую, что ожил! Я снова молод, моя дорогая мисс Тиффани Болит! Я вспомнил тот чудесный день! Ты не видишь? Вот он я, в долине. Чудесный, ясный сентябрьский день. И маленький мальчик в слишком колючей твидовой курточке, насколько я помню, да, слишком колючей и слегка пропахшей пи-пи! Там мой отец, он поёт «Жаворонки в небесах», и я пытаюсь подпевать, но, разумеется, не могу, потому что мой голос не громче, чем у кролика. Мы с ним смотрим, как крестьяне жгут стерню. Повсюду дым, огонь мчится по полю, и гонит на нас мышей, крыс, кроликов и даже лис. Фазаны и куропатки взлетают, словно ракеты, в самую последнюю секунду, как они всегда это делают, и вдруг всё стихает вокруг, и я вижу зайчиху. О, она очень большая — ты знаешь, что крестьяне всегда называют зайца «она»? — и просто сидит на месте, глядя на меня, а вокруг падают горящие клочки соломы, и за ней полыхает огонь, но она просто смотрит мне в глаза, клянусь, а потом, словно убедившись, что я её заметил, подпрыгивает в воздух и несётся прямо в пламя. Ну, разумеется, я расплакался, она была такая чудесная. Тогда отец взял меня на руки, и обещал раскрыть маленький секрет, и спел мне эту песенку про зайчиху, так что я узнал правду и перестал плакать. Позже мы с ним прошли по пеплу, и, разумеется, не нашли никакой мёртвой зайчихи.

Старик застенчиво кивнул Тиффани и широко улыбнулся, буквально во весь рот. Он просто сиял.

«Что происходит?» — гадала Тиффани. Комнату залил свет, слишком солнечный для огня в очаге, но ведь занавеси были закрыты! Мрачноватую комнату заполнил свет ясного сентябрьского дня…

— Я, помню, нарисовал картинку об этом, когда мы вернулись домой, и отец был так горд, он таскал её по всему замку и показывал каждому встречному, — продолжал старик, полный энтузиазма, словно мальчишка. — Детские каракули, разумеется, но он гордился ими, словно работой гения. Родители всегда так. Я нашёл её среди документов, когда разбирал их после смерти отца, и, кстати, если тебе интересно, сейчас она лежит в кожаной папке под денежным сундуком. Тоже драгоценность, как ни посмотри. Я никому никогда об этом не говорил, — сказал Барон. — Люди, дни, память… всё пришло и ушло, но это осталось. Никаких денег, мисс Тиффани Болит, ведьма, не хватит, чтобы отплатить тебе за возвращение в тот чудесный день. Я буду помнить его до самой своей…

На секунду пламя в очаге замерло, и воздух стал ледяным. Тиффани никогда не была до конца уверена, видела ли она хоть раз Смерть. Это чувство трудно было назвать зрением; возможно, всё происходило внутри её головы. Так или иначе, она немедленно поняла, что он здесь.

— УДАЧНО ПОЛУЧИЛОСЬ, ПРАВДА? — спросил Смерть.

Тиффани даже не попятилась. Какой смысл.

— Ты всё подстроил? — спросила она.

— ХОТЕЛ БЫ Я ПРИСВОИТЬ ЗАСЛУГУ СЕБЕ, НО ТУТ ЗАМЕШАНЫ ИНЫЕ СИЛЫ. ДОБРОЕ УТРО, МИСС БОЛИТ.

Смерть ушёл, а вслед за ним и Барон, маленький мальчик в новой твидовой курточке, такой ужасно колючей и слегка пахнущей пи-пи^[10], зашагал за своим отцом по ещё дымящемуся пеплу.

Тиффани уважительно положила ладонь на лицо Барона и прикрыла ему глаза, в которых тихо гас отблеск горящих полей.

Глава 5. ПРАЯЗЫК

Тут полагалось бы настать моменту благоговейной тишины, но вместо него настал момент железного звона. Явилась стража, их кирасы, щиты и шлемы грохотали, как гром, а всё потому, что были крайне скверно подогнаны. Сражений на Мелу не случалось уже несколько сотен лет, но стражники всё равно таскали на себе этот старый хлам, потому что доспехи были прочными и не нуждались в ремонте.

---

10 В давние времена ткачи использовали мочу при производстве шерстяных тканей, в качестве протравы, чтобы зафиксировать красители. Ткани получались красивыми, но слегка пахучими, иногда запах не выветривался многие годы. Сама мисс Тик не смогла бы объяснить всё это более точно и невозмутимо, хотя она, вероятно, воспользовалась бы термином «жидкие отходы метаболизма».