Галактический вихрь

— Клон-4, сбой базовой программы. Не двигаться. Повторная инициализация будет произведена через сорок секунд.

Этот проклятый голос, который он успел возненавидеть, едва услышав, вырвал его из страшных грез в не менее страшную реальность.

Что-то приближалось к нему из глубин Центра. Он чувствовал это движение каждой клеточкой своего организма. И одновременно он знал, когда должно случиться то непоправимое событие, которое навсегда превратит его в зомбированного идиота…

В голове Клауса медленно отсчитывал секунды чудовищный метроном. Он знал, что если подпустит эту неведомую тварь вплотную, то ему уже не поможет ни сила воли, ни тренированная психика. Его сломают, как сухую щепку.

Его спас протез. Живые мышцы отказывались служить своему хозяину, но послушным сервомоторам искусственной руки было достаточно его страстного желания. Механические сочленения дрогнули, и цепкие блестящие пальцы задвигались на шарнирных опорах, обхватив приклад оброненной импульсной винтовки.

Медленно поднялся покрытый вздутиями электромагнитных катушек ствол и застыл на уровне глаз.

В глубинах полутемного коридора, ведущего от подземных лабораторий, показался плавно скользящий по воздуху переливающийся до боли знакомыми сгустками жидкого света небольшой и с виду совершенно безобидный шар.

Оружие было активировано, и электронный снайперский прицел расчехлен — Клаус проделал эти операции, совершенно не задумываясь, машинально, еще в тот момент, когда подобрал импульсную винтовку с пола. Теперь эти мелочи, давно ставшие его жизненными привычками, в очередной раз спасли ему жизнь.

Перекрестье электронного прицела чуть качнулось, поймав цель в свою паутину, и механический палец плавно потянул спуск.

Клаусу показалось, что вокруг разлетелась вдребезги вся Вселенная, и неизвестно, что больше оглушило его — непривычный грохот выстрела древнего оружия или предсмертный мнемонический вопль распавшегося на ослепительные брызги шара, но, так или иначе, спустя мгновение он вдруг понял, что жив и волен управлять собственным телом.

Клаус рывком встал на одно колено, стараясь не поддаваться звенящей пустоте, что настойчиво пыталась вернуть его назад, на пол… Судорожно сглотнул, чувствуя во рту противный железистый привкус…

Как будто вернулись те старые, но не очень добрые времена его зрелости, когда линия жизни была лишь нитью, натянутой меж двух бездонных пропастей — безумия и физической смерти. Солдату, из боя уходящему в бой, обычно не дается третьего пути, и Клаус знал это как никто другой. Знал, но забыл. Или хотел забыть — сейчас для него не было никакой разницы в оценках своих прошлых поступков. Все вернулось на круги своя, и на эту планету, по иронии злой судьбы, пришел не просто абстрактный враг. Нет. Припав на одно колено на холодном мраморном полу холла, полуживой после дикой мнемонической атаки, Клаус ясно отдавал себе отчет, что на Эрлизу пришел его враг.

Неизвестно, на что он надеялся, когда встал и, слегка пошатываясь на нетвердых ногах, подошел к тому месту, где выстрел импульсной винтовки настиг сферическое светящееся образование.

То, что он увидел, послужило лишь подтверждением его страшной догадки.

На полу коридора валялись осколки полупрозрачной сферической скорлупы, но не они приковали внимание Клауса. Чуть поодаль пластиковые плиты пола устилала россыпь серых потухших кристаллов…

Точно таких, какие он носил с собой все эти долгие десять лет…

— Ублюдок… — сорвалось с губ Клауса тяжелое, словно приготовленный для удара камень, слово. — Ты мне должен, скотина…

К кому обращены были эти слова, знали только он да еще Доминик фон Риттер. Больше после катастрофы на Луне-17 не выжил никто.

Глава 6. Побег

Борт тактического крейсера «Светоч». Глубокий космос. 3737 год Галактического календаря.

Лейтенант Стылов пришел в себя в полнейшей темноте. Последнее, что он помнил, был ослепительный свет, исходящий от обрушившегося с небес уродливого транспорта, да горячий шквальный ветер, сбивший его с ног и закативший под грузовой пандус, будто он был не восьмидесятикилограммовым мужиком, а кучей старого обветшалого тряпья.

Теперь он чувствовал, что лежит на холодном полу, ощущая кожей лица и ладонями рук его неприятную шероховатость.

Рядом, в кромешной тьме, возникли неясные звуки возни, и вдруг чуть хрипловатый голос спросил: