Она еще не поделилась с Лэнгдоном своим озарением насчет пирамиды, на которое ее натолкнуло имя Исаака Ньютона. Успела только обронить на бегу, что загадка решается с помощью самого обычного закона физики. Наверняка здесь, в колледже, найдется все, что ей для этого нужно. Лэнгдон пока понятия не имел, что ей понадобится и как она собирается преобразовать кусок цельного гранита или золота, однако после произошедшего у них на глазах превращения куба в крест надежды у него прибавилось.
В конце коридора Кэтрин остановилась и нахмурила брови, не находя того, что искала.
– Ты говорил, тут есть жилые помещения?
– Да, для участников конференций.
– Значит, где-то должна быть и кухня?
– Ты проголодалась?
Кэтрин ответила суровым взглядом.
– Нет, мне нужна лаборатория.
«Разумеется. – Тут Лэнгдон заметил уходящую вниз лестницу, обозначенную многообещающим указателем. – Самая любимая в Америке пиктограмма».
Внизу обнаружилась типичная столовская кухня – много хрома, гигантские миски, кастрюли – явно для готовки на большое количество людей. Ни одного окна. Прикрыв за собой дверь, Кэтрин включила свет. Тут же загудела автоматическая вытяжка.
Кэтрин принялась обшаривать шкафы в поисках нужных принадлежностей.
– Роберт, выгрузи пирамиду на стол, – велела она.
Чувствуя себя как начинающий поваренок в присутствии знаменитого шеф-повара вроде Даниеля Булю, Лэнгдон послушно вытащил пирамиду и водрузил сверху золотое навершие. Кэтрин в это время наполняла огромную кастрюлю горячей водой из крана.
– Поставь на плиту, пожалуйста.
Лэнгдон, стараясь не расплескать, взгромоздил кастрюлю на конфорку. Кэтрин открыла газ и зажгла пламя.
– Омаров будем варить? – с надеждой полюбопытствовал Лэнгдон.
– Очень смешно. Нет, варить не будем, будем творить – алхимию. И кастрюля, к твоему сведению, не для омаров, а для пасты. – Кэтрин показала на вставку-дуршлаг, которую она заранее вынула из кастрюли и оставила на столе рядом с пирамидой.
«Кто бы мог подумать».
– Значит, для расшифровки пирамиды надо сварить макароны?
Кэтрин пропустила саркастический вопрос мимо ушей, решив, что пора отбросить шутки в сторону.
– Ты наверняка в курсе, что масоны не случайно выбрали высшим градусом именно тридцать третий, – это связано как с историей, так и с символикой.
– Разумеется, – подтвердил Лэнгдон. Во времена Пифагора, за шесть столетий до Рождества Христова, в нумерологии число тридцать три почиталось как высшее из совершенных. Оно было священным, означающим божественную истину. Переняли это отношение и масоны – впрочем, не только они. Не случайно в христианской традиции принято считать, что Иисус был распят в возрасте тридцати трех лет, хотя никакими историческими источниками это не подтверждено. Не случайно Иосифу, согласно преданию, было тридцать три, когда он женился на Марии; Иисус сотворил именно тридцать три чуда, имя Господа упоминается в Книге Бытия ровно тридцать три раза, а в исламе небожители навсегда оставались тридцатитрехлетними.
– Число тридцать три почитается как священное во многих мистических традициях, – подытожила Кэтрин.
– Точно, – согласился Лэнгдон, по-прежнему недоумевая, при чем тут кастрюля для варки пасты.
– Значит, ничего удивительного, что алхимик, розенкрейцер и мистик Исаак Ньютон тоже придавал большое значение числу тридцать три.
– Еще бы. Ньютон с головой окунулся в нумерологию, пророчества и астрологию, но как…
– «Все явит тридцать третий градус».
Роберт Лэнгдон вытащил из кармана перстень Питера и перечел надпись. Потом посмотрел на кастрюлю с водой.
– Прости, все равно не понимаю.
– Роберт, сначала мы решили, что под тридцать третьим градусо м имеется в виду масонская степень, а потом догадались повернуть на тридцать три градуса перстень и превратили куб в крест. Тогда мы поняли, что слово «градус» здесь используется в другом смысле.
– Ну да, в геометрическом.
– Правильно. Но у «градуса» есть и другие значения.
Лэнгдон снова посмотрел на подогреваемую кастрюлю.
– Температура.
– Именно! – похвалила Кэтрин. – Разгадка пряталась на самом виду.
«Все явит тридцать третий градус».
Если нагреть пирамиду до тридцати трех градусов… что-нибудь наверняка откроется.
Лэнгдон не сомневался в исключительной остроте ума Кэтрин Соломон – однако кое-что она явно упустила из виду.