Змееед

— Так что, навсегда, что ли?

— А что тебе в Советском Союзе с такими деньгами делать?

— Да не хочу я никуда уходить.

— Но тебя с такими деньгами у нас убьют или посадят.

— Не нужны мне твои деньги!

— Как не нужны? Ты же сама говорила: разделить бы на троих… Я разделил. Твою долю тебе отдаю. Еще тебе — и паспорт настоящий. Еще и в море вывез — садись в лодку, греби к берегу.

— Пошутила я.

— Ты пошутила, а я шуток таких не принимаю. Если у тебя такие шутки, значит где-то и мысли подобные.

— Не нужны мне эти деньги. Не хочу уходить.

— Не торопись. Залезай в лодку, сиди и думай. Час на размышление. Капитан с командой в одном корпусе сидеть будут, не высовываясь. Им знать не положено, что происходит. Они думают, что шпионку мы в Финляндию забрасываем. Мы со Змееедом в другом корпусе в твои картишки поиграем, а ты посиди на волнах, подумай над своей шуткой. Решишь с нами остаться — оставайся. Решишь уйти с золотом и деньгами — уходи. Вольному воля. Чтоб не замерзла — вот тебе куртка моя. Теплая, непромокаемая. А пистолет у тебя свой. Кстати, откуда он у тебя? Если с убитого человека, лучше в море выбрось, погоришь на нем. Я тебе другой дам.

Ничего Люська не сказала. Глазами только сверкнула, как пантера из чащи, рванула из рук Дракона куртку теплую и мешок тяжеленный с деньгами и золотым песком, выбралась на палубу, звонко хлопнув люком.

Остались Дракон со Змееедом вдвоем.

Вот тут и достал Дракон второй мешок резиновый.

— Это, Змеееед, твоя доля. Это твой китайский паспорт. Еще одну лодку резиновую для тебя сейчас надуем. Час на размышление.

— Да ты, товарищ Холованов, за кого меня принимаешь? Мне такого счастья не нужно. Я тут остаюсь без размышлений.

— Почему?

— Не знаю. Другой судьбы не желаю.

— Спасибо, Змееед. Раскинь картишки. Перебросимся. Нам час ждать.

5

Не клеится игра.

Бросил Змееед колоду.

— Я вот чего, товарищ Холованов, сообразить не могу. Зачем ты Люську в соблазн ввел? Зачем дал ей паспорт, деньги, золото, зачем разрешил бежать?

— Верю, что никуда она не побежит. И если с нами останется, то ей потом любое дело доверить можно. И любые сокровища.

— Зря ты, психолог приторный, это затеял. Ты же ее обидел. Она может уйти не ради денег и счастливой жизни во Франции, а просто тебе назло.

— Посмотрим.

Прислушались оба. Вроде бьется резиновая лодка о дюралевый борт катера. И вроде это волна плещет. На часы оба посмотрели: долго ли ждать еще?

— Ты мне, товарищ Холованов, тогда другое объясни. Я книжку завершаю про инженера Гарина. Только ничего понять не могу. Как это — взял инженер Гарин власть над богатейшими странами, над сотнями миллионов людей, и что, без своей личной разведки обходился?

— Да, хороший писатель Леша Толстой, но только чего-то он не понял в делах управления массами. Без таких, как мы, править Гарин не смог бы ни одного дня. Ему бы Змеееды потребовались, лиходеи широкого профиля, вроде тебя.

— Если уж сам Гуталин без таких, как мы, не обходится, то уж куда какому-то Гарину.

— Правильно. И настоящий Змееед, на мой взгляд, это не тот, кто змеями питается, а тот, кто Змея крылатого, Идолище поганое сокрушает.

И снова смолкли оба.

Час тянулся долго-долго. Но все когда-нибудь кончается. Выглянул Дракон из люка, присвистнул: нет ни лодки надувной резиновой, ни Люськи с ее сокровищем. Ушла Люська.

Выразился Дракон непотребно. Приказал капитану возвращаться.

6

В Большом Кремлёвском дворце у товарища Сталина, которого некоторые иногда за глаза Гуталином кличут, свой собственный кинотеатр. Кресла мягкие, кожаные. Пять кресел в ряд. Четыре ряда. Центральное место в первом ряду — для товарища Сталина. Он однажды сел в это кресло, и оно ему понравилось. Никто никогда на это место больше не посягал. Половина мест в этом зале во время любого сеанса пустуют. Потому как попасть в сталинский кинотеатр — большая честь. Не каждого сюда зовут.

Сегодня насладимся фильмом «Цирк». В восемнадцатый раз. Товарищ Сталин полюбил этот шедевр советского киноискусства с первого взгляда. Этим шедевром он по много раз угощает своих самых дорогих гостей. Так будет продолжаться до 1938 года, пока не появится «Волга-Волга», которую товарищ Сталин за долгие годы посмотрит более шестисот раз. Сотворит этот шедевр все тот же Григорий Александров. В главной роли будет все та же Любовь Орлова. Но это будет потом. А пока наш советский цирк сияет во всей своей красе и блеске. И гремит с экрана торжественная мелодия: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек…» И дальше: «И никто на свете не умеет лучше нас смеяться и любить».