Мой любимый пианист

Приток адреналина, вызванный нахлынувшей паникой, заставил Серину схватиться за ремень безопасности. Перед ее внутренним взором проносились ужасающие картины — их выносит с дороги прямо в овраг или на ствол дерева…

— И я был прав! — бросил Ник, наконец справившийся с управлением, выехав на дорогу. — Ты меня однажды в могилу сведешь! Думаю, я лучше найду подходящее местечко, где можно остановиться и закончить этот разговор.

Серина не возражала. Она все еще дрожала от пережитого ужаса, когда Николас свернул на тихую дорожку, скрытую кустами, и выключил двигатель.

— Итак, — твердо произнес он, расстегивая ремень безопасности и поворачиваясь к своей спутнице, — что это за чушь насчет мести?

Серина уставилась в его красивые голубые глаза, но не увидела в них ни мрачности, ни притворства. Только непонимание и смущение. И схожие чувства овладели ею самой.

— Так за что я должен мстить? — требовательно спросил мужчина.

— За то… что я сделала той ночью, — выдавила она.

— Ах да, — произнес Николас, кивнув. — Ты до сих пор чувствуешь себя виноватой, верно?

— Еще бы! То, что я сделала той ночью… было очень, очень подло.

— Мы говорим обо мне? Или ты думаешь о своем муже?

Серина выпрямилась.

— Тогда Грег еще не был моим мужем.

— Ты придираешься к словам, Серина, и сама прекрасно это знаешь. Ладно. Ты в ту ночь изменила своему будущему мужу. И обманула меня.

Ее захлестнуло раздражение, вызванное вновь вспыхнувшим чувством вины. От столь противоречивых эмоций у Серины закружилась голова, а сердце сжалось.

— Я не хотела ни того ни другого, — выпалила она. — Я просто… просто не смогла удержаться. — По ее щекам побежали слезы, а глаза наполнились отчаянием. — Все получилось случайно.

На лице Николаса появилось скептическое выражение.

— Ну да, ты совершенно случайно пошла на мой концерт, а потом в гримерку. Ты ведь это имеешь в виду?

— Нет. Да. То есть… В общем, я просто не смогла взять себя в руки, Николас. Я не самый плохой человек, честно, и мне жаль, мне ужасно, искренне жаль, я очень виновата…

Он протянул руку и нежно стер слезы с лица Серины.

— Не буду врать, будто мне не было больно. Было. Ужасно, невыносимо. Но я понял одну вещь: я тоже сделал тебе больно, оставшись в стороне. Я должен был вернуться за тобой…

— И что же тебя удержало? — с мучительным стоном спросила она.

— По большей части мужское самолюбие. Ты сказала, что я тебе не нужен.

Она грустно рассмеялась:

— И что, ты мне поверил?

Улыбка Николаса тоже вышла не слишком веселой.

— Да, Серина, я тебе поверил. Но что теперь об этом горевать, столько воды утекло… Мы же не можем вернуться и исправить прошлое. Все, что нам остается, — это пытаться справиться с настоящим. Позволь, я перефразирую то, что сказал тебе раньше касательно причины моего приезда. Да, я вернулся потому, что твоя дочь написала мне письмо. Но не по той причине, которую я тебе сообщил. Я проделал такой долгий путь не для того, чтобы помочь Фелисити собрать деньги для вашей пожарной бригады. Для этого хватило бы прислать чек на круглую сумму. Я приехал потому, что девочка написала мне, что ее отец — то есть твой муж — погиб. Я вернулся из-за тебя, Серина.

Серина попыталась сглотнуть, но во рту окончательно пересохло. Она и боялась, и мечтала услышать это.

— Но теперь уже слишком поздно, — произнесла она.

— Для чего?

— Для нас.

— Никогда не бывает слишком поздно, Серина, — заявил Ник. — По крайней мере, пока мы оба живы.

— Ты не понимаешь.

— Ты больше не хочешь меня?

Она не смогла сдержать непроизвольную чувственную дрожь, которая охватила ее при этих словах.

— Я не уеду из Роки-Крик, — пояснила Серина. — Клянусь, ни за что не уеду.

— Я и не прошу тебя об этом, — произнес Ник. — Просто поехали в Порт-Макуайр на один день.

Женщина расширившимися от удивления глазами посмотрела на него.

— Я не могу! — хрипло запротестовала она.

Николас чувственно усмехнулся.

— Конечно, можешь. Мы уже едем туда — чтобы пообедать.

— Но ты ведь говоришь не просто об обеде, верно?

— Нет.

Мысленные образы, вызванные этим коротким словом, ненадолго лишили Серину способности дышать.

— Ты злой… И всегда был таким!

— Ох, брось, Серина! Не начинай только изображать святую! Я не делал ничего, что бы ты не хотела. Или о чем меня не молила.