Новолуние

— Привет! — без всякой радости проговорил он.

Ну вот, депрессия…

Я подошла ближе, забрала подарки и уселась к нему на колени.

— Эй!.. — Я прильнула к каменной груди. — Можно открыть?

— Откуда такой энтузиазм?

— Сам заинтриговал!

Первым выбрала плоский длинный сверток, по всей вероятности, от Карлайла с Эсми.

— Лучше дай мне, — со вздохом предложил Каллен, стремительным движением сорвал серебристую обертку и протянул белую прямоугольную коробочку.

— Доверишь поднять крышку? — съязвила я.

Внутри был длинный картонный формуляр с огромным количеством мелко набранного текста. Пока сообразила, что к чему, прошло не менее минуты.

— Мы летим в Джексонвилл? — Плохого настроения как не бывало. Туристический ваучер на два авиабилета для нас с Эдвардом!

— Так и было задумано.

— Поверить не могу! Рене с ума сойдет! Слушай, а ты-то согласен? Там ведь солнечно, придется весь день сидеть взаперти.

— Постараюсь справиться, — нахмурился Эдвард. — Знал бы, какая будет реакция, заставил бы открыть подарок перед Карлайлом и Эсми. Мне почему-то казалось, что ты рассердишься.

— Ну, конечно, все это слишком, зато полетим вместе!

— Теперь жалею, что сам не купил подарок. Оказывается, здравый смысл у тебя все-таки присутствует.

Я отложила ваучер и, сгорая от любопытства, потянулась за его подарком. Однако распаковать мне его так и не позволили.

Доля секунды — и Каллен протянул подарочный футляр с серебристым диском внутри.

— Что это? — растерянно спросила я.

Эдвард молча забрал диск, вставил в плеер, пылившийся на прикроватной тумбочке, и нажал на воспроизведение.

Полилась музыка.

Я слушала с широко раскрытыми от изумления глазами. Эдвард явно ждал какой-то реакции, но язык не повиновался. Откуда ни возьмись, появились непрошеные слезы, их пришлось вытереть, пока не покатились по щекам.

— Рука болит? — с тревогой спросил Каллен.

— Нет, дело не в этом… Милый, музыка просто чудо, о лучшем подарке и мечтать нельзя. Даже не верится… — Я осеклась, вся обратившись в слух.

Это музыка Эдварда, композиции его собственного сочинения, а первой шла моя колыбельная.

— Ты ведь не позволила бы купить рояль, чтобы я мог играть прямо здесь?

— Конечно, нет!

— Как рука?

— В полном порядке!

На самом деле под повязкой будто пожар полыхал. Лед, мне срочно нужен лед! Ладонь Эдварда тоже подойдет, однако просить нельзя — сразу обо всем догадается.

— Сейчас принесу тайленол.

— Ничего не нужно, — возразила я, но Каллен пересадил меня на кровать и направился к двери.

— Чарли!.. — прошипела я.

Папа не подозревал, что мой бойфренд частенько остается ночевать. Узнай он об этом, у него инфаркт случится. Однако виноватой я себя не чувствовала: ничем предосудительным мы не занимались.

— Он меня не поймает, — пообещал Эдвард, без звучно исчез за дверью и… вернулся еще раньше, чем она коснулась рамы, держа чистый стакан и упаковку тайленола.

Таблетки я выпила, не сказав ни слова: что толку спорить, если наверняка проиграю? Тем более рука с каждой секундой беспокоила все сильнее.

В комнате до сих пор звучала колыбельная: звуки мягкие, спокойные, умиротворяющие.

— Уже поздно, — заявил Эдвард. Р-раз — он сгреб меня в охапку, два — приподнял одеяло, три — уложил на кровать и заботливо укрыл. Сам лег рядом, но поверх одеяла, чтобы я не замерзла, и обнял.

Положив голову на его плечо, я счастливо улыбнулась:

— Спасибо…

— Не за что!

Мы долго молчали, а колыбельная тем временем кончилась, и зазвучала любимая песня Эсми.

— О чем думаешь? — шепотом спросила я.

— Ну… взвешиваю все «за» и «против», — после секундного колебания ответил он.

По спине побежали мурашки.

— Помнишь, я попросила не игнорировать мой день рождения? — Надеюсь, отвлекающий маневр был не слишком явным.

— Да, — осторожно проговорил Эдвард.

— Так вот, поскольку праздник еще не закончился, хочу, чтобы ты снова меня поцеловал.

— Ты сегодня такая жадная!

— Ну, если не хочешь, не надо себя заставлять, — съязвила я.

Хохотнув, Каллен тяжело вздохнул.

— Не дай бог мне себя заставлять! — с непонят ным отчаянием проговорил он и, обняв за шею, прильнул ко мне.

Поцелуй начался как всегда: Эдвард соблюдал осторожность, а мое сердце неслось бешеным галопом. Однако потом что-то изменилось: его губы стали требовательнее и настойчивее, а руки, зарывшись в мои волосы, не давали отстраниться. Я и не желала, и, хотя, играя с бронзовыми прядками, фактически перешла дозволенные границы, он впервые не сказал «стоп». Через тонкое одеяло тело Эдварда казалось очень холодным, но я к нему так и льнула.