16  

Ясно, что надзиратель Ян получил приказ от начальства. «Если бы я не вмешалась, они не бросились бы заметать следы и не стали бы убирать ее так поспешно», – ужаснулась она.

Это был страшный день: призрак девочки стоял в глазах у всех.

Панноника не позволила чувству отвращения в себе дойти до пароксизма, что с ней порою случалось. «Да, я совершила чудовищную ошибку, но не я первопричина зла. Поэтому все, я отказываюсь быть дальше Богом, так как это идея пагубная».

Тут она увидела, как хрупкая МДА-802 шатается под тяжестью ведра с камнями. Она бросилась к подруге, чтобы помочь ей тащить непосильную ношу. Надзиратель Марко заметил это, подошел, отпихнул Паннонику и заорал:

– Ты что, Киринеянин Симон,[1] что ли?

По спине у нее пробежала дрожь. Ее могло заставить задуматься то обстоятельство, что не все надзиратели, оказывается, дремучие невежды и, следовательно, даже такого оправдания для них нет, но потрясло ее другое: сам того не зная, он произнес слова, в которых она нуждалась.

Киринеянин Симон! Как же ей раньше в голову не пришло! Это же самый прекрасный персонаж во всей Библии, и не обязательно верить в Бога, чтобы восторгаться им. Человек помогает другому просто потому, что у того слишком тяжелая ноша.

«Вот кто отныне будет для меня высшим идеалом», – пообещала себе Панноника.

Часть третья

Здена снова начала совать шоколад в карман СКЗ-114.

И почти перестала стегать ее кнутом. Человека намного труднее бить, если знаешь, как его зовут.

Панноника стала еще ослепительнее с тех пор, как у нее появилось имя. Блеск имени усиливал блеск красоты. Любой человек хорошеет, когда обретает имя, когда есть сочетание звуков, принадлежащее только ему одному. Язык – вещь не столько практическая, сколько эстетическая. Если бы, говоря о розе, мы не располагали никаким словом, чтобы ее назвать, если бы всякий раз приходилось говорить «нечто, что распускается весной и хорошо пахнет», это нечто было бы куда менее прекрасным.

А когда слово к тому же роскошное и изысканное, когда это имя, то его миссия – выявлять красоту.

Лагерный номер служил лишь обозначением Панноники, зато имя поднимало и несло ее так же, как несла его она. Эти четыре слога, если верить Кратилу,[2] воспринимались как музыка, которая воссоздавала ее лицо.

Миссия предполагает порой и ошибки. Есть люди, чьи имена не называют их. Встречаешь девушку, и сразу понятно, что она должна именоваться Авророй, но родители и друзья почему-то уже двадцать лет зовут ее Бернадеттой. Однако такие промашки не противоречат непреложной истине: имя украшает всегда. Обитать в звуках, образующих единство, – едва ли не самое важное в жизни.


Надзирателей начали раздражать эти, как они говорили, поблажки.

– Слышь, надзиратель Здена, ты почти не лупишь ее с тех пор, как узнала ее имя!

– Кого это – ее?

– Она еще придуривается!

– А, ее-то? Так я бью ее меньше, потому что она стала лучше себя вести.

– Чушь! Дисциплина тут вообще ни при чем. Будешь нежничать – ею займемся мы.

– Как? У нас же был уговор!

– Ты обещала нам все рассказывать.

– Да мне рассказывать нечего!

– Так найди! Иначе мы сами примемся за дело.


Здена снова рьяно взялась стегать бутафорским кнутом СКЗ-114. Но оскорблять и поносить ее больше почему-то не получалось.

Панноника отметила про себя, что раньше надзирательница обрушивала на нее настоящие побои и бранилась, выкрикивая эрзац имени, теперь же побои превратились в эрзац, а имя стало невозможно выкрикивать с бранью, ибо оно настоящее.


Чтобы отвлечься от бесплодных, по сути, идей, СКЗ-114 решила обратить свои помыслы на ЭРЖ-327. Чувствовать себя любимой достойным человеком было для нее большим утешением.

Он все время искал ее общества. Как только представлялась возможность, заводил с ней разговор. Он понимал, что она любит любовь, которая от него исходит. И был ей благодарен. Их отношения стали для него смыслом жизни.

– Мне намного больше хочется жить с тех пор, как я вас знаю, то есть, как ни странно это звучит, с тех пор, как попал в лагерь.

– Быть может, вы не говорили бы так, если б знали меня по-настоящему.

– Почему вы считаете, что я знаю вас не по-настоящему?

– Чтобы узнать меня по-настоящему, вы должны были бы познакомиться со мной в нормальной обстановке. Я до ареста была совсем другой.


  16  
×
×