Именины сердца: разговоры с русской литературой

будет…

— Прости, перебью. Когда сын смоленского дьячка Николай Касаткин в одиночку создал в Японии Православную Церковь (у него появилась паства из нескольких десятков тысяч православных японцев), католические и протестантские священники недоумевали — как такое возможно? Николая Касаткина называли великим миссионером, а он смеялся: «Какой же я миссионер — сижу на одном месте и занимаюсь переводами! Причина успеха моей миссии — не мои таланты, а само Православие».

Так и с моими книжками. славие. Людям интересно вот и все.

Причина их успеха — Право  узнавать о вере своих отцов,

— Допустим. Но потом ты успешно начинал как детский писатель, публиковал свои замечательные сказки (я читал их) в лучших детских журналах, получил благословение живых классиков детской прозы, того же Эдуарда Успенского. И, наконец, как серьезный литератор, автор художественной прозы, буквально ворвался в литературный мир с отличным романом «Будда из Бенареса». О нем много и с восторгом писали в литературной периодике. Ты дальше куда собираешься двигаться, по какому пути? Ты теперь в какой стадии находишься: Орехов — это религиозный публицист, детский писатель или романист?

— Даже не знаю. Просто мне нравится работать в разных жанрах. На сегодняшний день интереснее всего романы и публицистика. А что касается «Будды из Бенареса», то о нем периодика говорила куда меньше, чем о твоих романах.

— Ну мало ли, нашел на кого равняться. (Смеемся. — З.П.)

…Мнение Василины Орловой, что Орехов совершил кульбит и написал о Будде с позиций христианских, — ты разделяешь? Василина права? Ты ставил такие цели перед собой?

— Я надеюсь, христианское мировоззрение пронизывает все, что я пишу, — о Будде или о современной России, неважно. А из всех рецензентов я особенно благодарен Андрею Рудалеву и Василине Орловой — они не только тепло написали о моей книге, но и очень грамотно расставили акценты.

— Ты вообще как пишешь? Продумывая всю книгу целиком или — как бог на душу положит?

— Раньше писал наудачу: абзац за абзацем, страницу за страницей. Потом понял, что план все-таки нужен. Конечно, когда погружаешься в работу, план обычно меняется, корректируется.

— Чего ждешь от современной литературы?

— Жду, что мы, наконец, покончим с плебейством в литературе. Плебейство понимаю как смакование человеческих уродств. Теперь уже не тайна, что нашу «чернуху» спонсировали различные западные фонды — это была часть спланированной культурной агрессии против России. Сейчас пришло время возвращаться к идеалам, рассказывать о настоящих гражданах великой страны. О тех, кто не соблазнился воровством даже в окаянное время приватизации. О тех, кто честно и самоотверженно делает свое дело. Я абсолютно уверен, что таких людей в России — большинство, что бы там ни кричали СМИ.

— На кого ориентируешься в современной литературе?

— Из прозаиков особенно люблю Фазиля Искандера, Леонида Бородина, Валентина Распутина. Из поэтов — Глеба Горбовского. Они, конечно, столпы, и в их лице русская классическая литература — жива.

— А с кем хотел бы ты хотел пообщаться из классиков?

— С Пушкиным! И еще с Алексеем Константиновичем Толстым, пожалуй… Да и на Шукшина не отказался бы взглянуть.

— В какие минуты ты испытываешь чувство пресловутого писательского удовлетворения?

— Если приходит письмо и читатель пишет, что он, прочитав мою книгу, не только узнал что-то новое о вере, но почувствовал гордость за Россию, я бываю счастлив.

— И литература для тебя — это… навсегда?

— У меня нет таких амбиций — литература или жизнь. Единственное, к чему стремлюсь, — писать на пределе своих возможностей. Но я отлично понимаю, что вершин русской классической литературы — Пушкин, Достоевский — уже никому не покорить. Поэтому смотрю на свою работу как на ремесло. Как сказал преподобный Нектарий Оптинский: «Заниматься искусством можно, как всяким делом, как столярничать или коров пасти, но все это надо делать как бы пред взором Божиим».

— Надо ли современным политикам слушать современных писателей?

— Писателей — надо. Шутов — нет.

— Кем бы ты был, если б не литератором?

— Наверное, катал бы на каруселях детей.

— Ай, как хорошо. Посему я понимаю, что будущая твоя жизнь — это не только литература?

— Готов заниматься чем угодно, лишь бы приносить пользу.