Полуночное солнце

Он как раз был на середине улицы, направляясь к Белле.

Я резко вылетел из-за угла, фары осветили всех участников сцены. Вожак отпрыгнул с дороги, остальные от неожиданности впали в столбняк. Я мог бы запросто задавить Лонни, но посчитал такую смерть для него слишком лёгкой.

Я бросил машину в крутой разворот; та, визжа шинами, провернулась на месте и остановилась фарами в ту сторону, откуда приехала. Пассажирская дверь при этом оказалась с нужной стороны от Беллы, которая уже бежала к автомобилю. Я рывком распахнул дверь и прорычал:

— Быстро в машину!

"Что за дьявол?"

"Так и знал, что вляпаюсь! Вон, её дружок подоспел..."

"Пора рвать когти!"

"Ой, меня сейчас стошнит..."

Белла без промедления запрыгнула в машину и захлопнула за собой дверь.

А потом взглянула на меня с таким бесконечным доверием, какого я никогда не видел ни на чьём лице — и все мои воинственные планы полетели в тартарары.

Мне достаточно было лишь тысячной доли секунды, чтобы понять, что я не могу оставить её в машине, чтобы пойти разобраться с четырьмя подонками. Что я сказал бы ей — "не смотри", мол? Ха! И когда же это Белла делала то, о чём я её просил? Когда это она заботилась о собственном душевном спокойствии?

Может, мне уволочь негодяев отсюда, подальше от её глаз?.. И оставить её одну? Маловероятно, конечно, что по улицам Порт Анджелеса сегодня вечером разгуливает ещё один отщепенец, но ведь и появление здесь, в уютном туристском городке, вот этого мерзавца, Лонни, тоже было маловероятно! Белла, как магнит, притягивала к себе опасности. Нет, оставлять её без присмотра никак нельзя.

Ей весь этот эпизод покажется пролетевшим на одном дыхании: я увезу её от преследователей с такой скоростью, что им только и останется, что стоять с разинутыми ртами, глядя вслед моему автомобилю. Она не заметит моего секундного промедления. Белла, скорее всего, решит, что так и задумывалось — спастись бегством.

Я даже не мог сбить его машиной — это перепугало бы её.

Я настолько неистово желал его смерти, что глаза застилал багровый туман, в ушах звенело, во рту ощущался вкус крови. Жажда убийства стянула каждый мой мускул в тугой узел. Не смогу жить, если не прикончу этого мерзавца. Я буду медленно разделывать его живьём на части, отсекая кусочек за кусочком, отделяя кожу от мускулов, мускулы от костей…

Вот только девушка — единственная во всем мире — сидела, вцепившись обеими руками в сиденье и смотрела на меня огромными, безоглядно доверчивыми глазами... Так что с местью придётся подождать.

— Пристегнись, — приказал я голосом, охрипшим от ненависти и жажды крови. Не обычной жажды крови — я никогда бы не осквернил себя принятием в свой организм любой части этого человека.

Она защёлкнула ремень безопасности, слегка подскочив от звука, который при этом раздался. Этот тихий звук заставил её подпрыгнуть, тогда как она даже не вздрогнула, когда я резко рванул с места и понёсся через город, игнорируя все правила движения. Белла не сводила с меня глаз. Она, казалось, впала в состояние какого-то странного спокойствия. Я терялся в догадках: что с ней такое? Она только что пережила нечто страшное — и так спокойна...

— С тобой всё в порядке? — поинтересовалась она. Голос её сел от пережитых волнений и страха.

Она интересовалась, всё ли в порядке со мной!

Я дивился её вопросу всего тысячную долю секунды — для Беллы заминка была совсем не заметна. А действительно — был ли я в порядке?

— Нет! — рявкнул я в бешенстве.

Я привез её на ту самую заросшую дорогу, где провёл день, занимаясь своей слежкой — самой дырявой из всех, когда-либо и где-либо проводившихся. Теперь под кронами деревьев была непроглядная темень.

Я был в такой ярости, что тело мое словно одеревенело. Скованные льдом руки стремились раздавить все кости осмелившегося напасть на неё, разорвать его в клочья, изуродовать так, чтобы его труп невозможно было опознать...

Но это значит, что я должен буду оставить её здесь в одночестве, незащищённой от страхов, подстерегающих во мраке ночи.

— Белла? — позвал я сквозь стиснутые зубы.

— Что? — хрипло отозвалась она и прокашлялась, прочищая горло.

— Ты как — в порядке? — Её состояние было делом первостепенной важности. Воздаяние — вторично. Умом я это понимал, вот только всё моё существо так пылало яростью, так требовало возмездия, что сознание мутилось.