Мои грехи, моя расплата

– Да… Она говорила, что употребляла кокаин.

– Кокаин – это если очень повезет. Кокаин дорого стоит. А грязный героин можно задешево купить, а если еще на шару, из одного баяна… Ты знал, что Скунцева кололась. А это значит, что СПИД у нее мог быть. Поэтому ты все предусмотрел. Презерватив тебя и от СПИДа спасти должен был, и от обвинения… Предохранялся ты, Болотов… Нам квартиру осмотреть надо, если ты не возражаешь.

– А если возражаю?

– Тогда тебе есть что скрывать…

– А что вы найти хотите? Я должен это знать.

– Ну, мало ли что. Упаковку от презервативов, например… Крылов, займись мусорным ведром, Илюшин, в шкаф загляни…

– После мусорного ведра руки надо помыть, – стараясь скрыть беспокойство, сказал Ефим. – Мыло пойду положу…

Ему нужно было ненадолго уединиться в ванной комнате, чтобы спрятать пистолет в тайнике. И Свирельев позволил ему пройти туда. Казалось, он даже не обратил внимания на то, что Ефим закрыл за собой дверь.

Но стоило ему вынуть из-под грязного белья «парабеллум», как дверь вдруг резко распахнулась.

– Стоять! Не двигаться!

Похоже, капитан ожидал увидеть все, что угодно, только не пистолет. Он всполошенно полез под куртку за своим оружием, но Ефим избавил его от страхов. Он выпустил из руки «парабеллум», который с глухим звоном упал на кафельную плитку.

– Спиной ко мне! Руки на стену!

Ефим повиновался.

– Илюшин, обыщи!

Участковый ощупал Ефима с ног до головы, но ничего не нашел. Впрочем, хватило и пистолета.

– А говоришь, не убивал, – сказал Свирельев, рассматривая «парабеллум».

– Разве Арину застрелили?

– Нет. Но могли бы застрелить… Ты бы мог застрелить… Собирайся, Болотов, в отделение поедем…

Ефим обреченно вздохнул. Ничего иного он и не ожидал.

Глава 40

Ефим хорошо помнил, чем закончилась для него встреча с черногольскими операми в далеком девяносто втором году. Его подло подставили, он стал изгоем и в конце концов был вынужден бежать в Москву… Ничего хорошего не ждал он и сейчас.

Следователь Пиренейцев смотрел на Ефима с на-игранным безразличием.

– Гражданин Болотов, где вы находились двадцать второго января от двадцати двух до двадцати четырех часов? – спросил он, постукивая пальцами по бланку протокола.

– Где я находился? Дома сидел. Арину ждал.

– И никуда из дома не выходили?

– Нет.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Нет.

– Плохо. Для вас плохо.

– Я не насиловал Арину. И не убивал… В моей квартире производился обыск, искали презервативы, но ничего такого не нашли…

– У вас при обыске изъяли огнестрельное оружие.

– Это уже другая история, – удрученно вздохнул Ефим.

– Не знаю, не знаю… Возможно, вы готовились убить Арину из пистолета.

– Зачем?

– А зачем вы изнасиловали и задушили ее колготками?

– У вас нет доказательств. У вас есть только предположения.

– У нас есть оружие, которое у вас изъяли. Это хоть и косвенно, но доказывает вашу агрессивную сущность, гражданин Болотов… К тому же это статья Уголовного кодекса. Но… Но мы можем закрыть на это глаза, – заговорщицким тоном сказал следователь.

– Если можете, закройте, я не против, – пожал плечами Ефим.

– Мы закрываем глаза на изъятое у вас оружие, а вы признаетесь в убийстве гражданки Скунцевой.

Ефиму пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рассмеяться Пиренейцеву в лицо. За незаконное хранение оружия он мог бы получить три, максимум четыре года, а за убийство – все пятнадцать, если не двадцать лет. К тому же статья за изнасилование – это черная метка, с таким клеймом среди уголовников долго не протянешь.

– Да я и рад бы, – сказал он с самым серьезным видом. – Но я не умею врать и не могу признаться в том, чего не совершал…

– Бросьте паясничать, Болотов, – поморщился следователь. – Если вы не представляете, насколько серьезно ваше положение, я вам скажу. При обыске у вас обнаружена крупная сумма денег и оружие. Вы жили на съемной квартире, это два. Все это наводит на мысль, что вы прибыли в Москву с целью диверсии. Если сгустить краски, то можно сделать вывод, что вы находились здесь для того, чтобы убить президента…

– И что?

– А то, что вам грозит пожизненное заключение!

Ефиму было обидно. Похоже, Пиренейцев держал его за идиота, если с самым серьезным видом городил перед ним такую чушь.

– Уж лучше это, чем изнасилование…

– Не знаю, не знаю… А может, вы и правы, Болотов! – вскинулся следователь. – В заключении насильников не любят, это верно. Даже не хочу говорить, как с ними поступают…