Джейкоб вскочил – одним легким движением, которое не вязалось с громадностью его тела, – и потрусил к тому месту на краю поляны, где стояли мы с Эдвардом.
– Привет, Джейкоб, – вежливо сказал Эдвард.
Не обращая на него ни малейшего внимания, Джейкоб уставился на меня черными глазами. Опустил голову на уровень моего лица и склонил ее набок. Из горла вырвалось тихое повизгивание.
– Со мной все в порядке, – ответила я: и без перевода Эдварда все понятно. – Просто переживаю.
Джейкоб продолжал смотреть мне в глаза.
– Он хочет знать, почему, – пробормотал Эдвард.
Джейкоб зарычал – не грозно, а раздраженно. Губы Эдварда слегка дернулись.
– В чем дело? – спросила я.
– Недоволен моим переводом. На самом деле он подумал: «Вот еще глупости. О чем тут переживать?» Я решил, что это очень грубо, и отредактировал.
Я невольно улыбнулась, хотя мне было не до смеха.
– Да уж есть о чем переживать, – сказала я Джейкобу. – Например, о глупых волках, которые сами нарываются на неприятности.
Джейкоб засмеялся лающим кашлем.
Эдвард вздохнул.
– Джасперу нужна моя помощь. Ты обойдешься без переводчика?
– Попробую.
Эдвард тоскливо поглядел на меня и пошел к Джасперу.
Я уселась прямо там, где стояла. Ох, как же холодно и жестко!
Джейкоб шагнул вперед, оглянулся на меня и тоненько взвизгнул. Сделал еще полшага.
– Иди сам, – сказала я. – Мне не хочется на это смотреть.
Джейкоб снова склонил голову набок, а потом вздохнул и улегся рядом со мной.
– Да нет, ты иди, – настаивала я.
Джейкоб молча положил голову на передние лапы.
Я вглядывалась в яркие серебристые облака, не желая смотреть на схватку: у меня и так слишком живое воображение. Потянул прохладный ветерок, и я задрожала.
Джейкоб придвинулся ко мне, прижимаясь теплым мехом к моему боку.
– Ммм, спасибо, – пробормотала я.
Через несколько минут я уже привалилась к его широкому плечу: так было гораздо удобнее.
Облака медленно двигались по небу, набегая на луну, которая становилась то ярче, то бледнее.
Я рассеянно перебирала пальцами шерсть на загривке Джейка. Из его горла снова раздалось рокочущее урчание. Такой уютный звук. Более грубый и дикий, чем мурлыканье кошки, но передающий то же самое чувство удовольствия.
– Знаешь, у меня никогда не было собаки, – призналась я. – Всегда хотела завести, но у Рене аллергия.
Джейкоб засмеялся – я почувствовала, как затряслось его тело.
– Разве ты совсем не переживаешь из-за субботы? – спросила я.
Он повернул ко мне громадную голову, чтобы я могла увидеть, как закатился его глаз.
– Если бы и я могла относится к этому так же спокойно!
Джейкоб прислонил голову к моей ноге и снова заурчал. И от этого мне стало легче.
– Значит, завтра нам предстоит прогулочка.
Он возбужденно рыкнул.
– Дорога может оказаться очень долгой, – предупредила я. – Эдвард оценивает расстояния не так, как все нормальные люди.
Джейкоб опять зашелся лающим кашлем.
Я устроилась поудобнее на его теплом, пушистом теле и положила голову на загривок.
Странно. Хотя сейчас Джейкоб был в обличье волка, мне с ним так же хорошо, как раньше: спокойная, ровная дружеская привязанность, такая же естественная, как дыхание. Не то, что последние несколько раз, когда Джейк был человеком. Чудеса да и только: я-то думала, что наша дружба распалась именно из-за этих волчьих штучек…
На поляне продолжались убийственные игры, а я все смотрела на затянутую облаками луну.
Глава двадцатая
Компромисс
Все было готово.
Я упаковала вещи для двухдневного «визита к Элис», и моя сумка лежала на пассажирском сиденье пикапа. Билеты на концерт я отдала Анжеле, Бену и Майку. Майк собирался взять с собой Джессику – как я и планировала. Билли одолжил у Старого Квила Атеары лодку и позвал Чарли на морскую рыбалку перед началом матча. Коллин и Брейди, самые молодые оборотни, оставались для защиты Ла-Пуш – хотя оба они были совсем еще дети, им едва исполнилось тринадцать. И все же Чарли там будет в большей безопасности, чем если останется в Форксе.
Я сделала все, что в моих силах. И попыталась с этим смириться, выбросив из головы то, что не могла изменить – по крайней мере, на сегодня. Так или иначе, через сорок восемь часов все закончится – эта мысль почти утешала.