12  

Петербург

Киммерийские сумерки

Константину Феодоровичу Богаевскому

1

Полынь

  • Костер мой догорал на берегу пустыни.
  • Шуршали шелесты струистого стекла.
  • И горькая душа тоскующей полыни
  • В истомной мгле качалась и текла.
  • В гранитах скал – надломленные крылья.
  • Под бременем холмов – изогнутый хребет.
  • Земли отверженной – застывшие усилья.
  • Уста Праматери, которым слова нет!
  • Дитя ночей призывных и пытливых,
  • Я сам – твои глаза, раскрытые в ночи
  • К сиянью древних звезд, таких же сиротливых,
  • Простерших в темноту зовущие лучи.
  • Я сам – уста твои, безгласные как камень!
  • Я тоже изнемог в оковах немоты.
  • Я свет потухших солнц, я слов застывший пламень,
  • Незрячий и немой, бескрылый, как и ты.
  • О, мать-невольница! На грудь твоей пустыни
  • Склоняюсь я в полночной тишине...
  • И горький дым костра, и горький дух полыни,
  • И горечь волн – останутся во мне.

1907

<Петербург>

2

  • Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель...
  • По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре.
  • По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль,
  • И лежит земля страстная в черных ризах и орарях.
  • Припаду я к острым щебням, к серым срывам размытых гор,
  • Причащусь я горькой соли задыхающейся волны,
  • Обовью я чобром, мятой и полынью седой чело.
  • Здравствуй, ты, в весне распятый, мой торжественный Коктебель!

1907

Коктебель

3

  • Темны лики весны. Замутились влагой долины,
  • Выткали синюю даль прутья сухих тополей.
  • Тонкий снежный хрусталь опрозрачил дальние горы.
  • Влажно тучнеют поля.
  • Свивши тучи в кудель и окутав горные щели,
  • Ветер, рыдая, прядет тонкие нити дождя.
  • Море глухо шумит, развивая древние свитки
  • Вдоль по пустынным пескам.

1907

4

  • Старинным золотом и желчью напитал
  • Вечерний свет холмы. Зардели красны, буры
  • Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры.
  • В огне кустарники и воды как металл.
  • А груды валунов и глыбы голых скал
  • В размытых впадинах загадочны и хмуры.
  • В крылатых сумерках – намеки и фигуры...
  • Вот лапа тяжкая, вот челюсти оскал,
  • Вот холм сомнительный, подобный вздутым ребрам.
  • Чей согнутый хребет порос, как шерстью, чобром?
  • Кто этих мест жилец: чудовище? титан?
  • Здесь душно в тесноте... А там – простор, свобода,
  • Там дышит тяжело усталый Океан
  • И веет запахом гниющих трав и иода.

1907

Коктебель

5

  • Здесь был священный лес. Божественный гонец
  • Ногой крылатою касался сих прогалин.
  • На месте городов ни камней, ни развалин.
  • По склонам бронзовым ползут стада овец.
  • Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец
  • В зеленых сумерках таинственно печален.
  • Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?
  • Кто знает путь богов – начало и конец?
  • Размытых осыпей, как прежде, звонки щебни,
  • И море древнее, вздымая тяжко гребни,
  • Кипит по отмелям гудящих берегов.
  • И ночи звездные в слезах проходят мимо,
  • И лики темные отвергнутых богов
  • Глядят и требуют, зовут... неотвратимо.

1907

Коктебель

6

  • Равнина вод колышется широко,
  • Обведена серебряной каймой.
  • Мутится мыс, зубчатою стеной
  • Ступив на зыбь расплавленного тока.
  • Туманный день раскрыл златое око,
  • И бледный луч, расплесканный волной,
  • Скользит, дробясь над мутной глубиной,
  • То колос дня от пажитей востока.
  • В волокнах льна златится бледный круг
  • Жемчужных туч, и солнце, как паук,
  • Дрожит в сетях алмазной паутины.
  • Вверх обрати ладони тонких рук —
  • К истоку дня! Стань лилией долины,
  • Стань стеблем ржи, дитя огня и глины!

1907

Коктебель

7

  • Над зыбкой рябью вод встает из глубины
  • Пустынный кряж земли: хребты скалистых гребней,
  • Обрывы черные, потоки красных щебней —
  • Пределы скорбные незнаемой страны.
  • Я вижу грустные, торжественные сны —
  • Заливы гулкие земли глухой и древней,
  • Где в поздних сумерках грустнее и напевней
  • Звучат пустынные гекзаметры волны.
  • И парус в темноте, скользя по бездорожью,
  • Трепещет древнею, таинственною дрожью
  • Ветров тоскующих и дышащих зыбей.
  • Путем назначенным дерзанья и возмездья
  • Стремит мою ладью глухая дрожь морей,
  • И в небе теплятся лампады Семизвездья.

1907

  12  
×
×