Оковы счастья

Рэйф наклонил голову и приник к ее губам. Поначалу поцелуй был легким – просто трепетное прикосновение губ. Рэйф убеждал себя, что этот поцелуй – просто подтверждение его слов, но тут он ощутил, как губы Карин приоткрылись, и заметил, как бешено бьется ее пульс в ямке на шее. Он понял, что лжет самому себе. Он поцеловал эту женщину потому, что хотел ощутить ее вкус на губах и языке.

– Карин. – Он снова взял ее лицо в ладони и поцеловал, на этот раз более требовательно. И когда он уже решил, что неправильно прочел то, что увидел в ее глазах, она застонала, теснее прижалась к нему и вернула поцелуй.

Он чувствовал, как грохочет сердце в его груди. Он безумно хотел эту женщину. Он не мог припомнить, кого и когда желал с такой неистовостью. Остатки здравого смысла взывали к нему, моля остановиться, потому что обладать ею, когда она тоскует по другому, – ошибка, но пальцы Карин уже запутались в его волосах, а языки соединились.

И здравый смысл отступил.

– Посмотри на меня, Карин, – хрипло сказал Рэйф. – Посмотри на меня и пойми, что я не тот мужчина, по которому ты страдаешь.

– Я знаю это. – Она прижала ладони к его груди. – Ты – мужчина, которого я сейчас хочу.

Рэйф рывком подхватил ее на руки и понес к постели. Он поверил ей, чувствуя, что она, как и он, сгорает от желания. Ее кожа была восхитительным шелком под его руками, под его губами…

– Сеньор Рафаэль!

Этот крик вернул его к действительности. Он на миг прикрыл глаза, отгоняя воспоминания о той ночи, а когда открыл, то увидел, что его слуга во весь опор несется к нему верхом на взмыленной кобыле. Сердце Рэйфа похолодело – его слуга панически боялся лошадей, что было постоянным предметом насмешек со стороны работников. Они говорили, что Жуан сядет на лошадь только в случае грядущего конца света.

Рэйф натянул поводья и поскакал навстречу.

– Что случилось?

– Вам позвонила женщина, назвавшаяся Амандой Брустер аль Рашид. Она сказала, что это срочно и касается ее сестры…

– Карин, – выдохнул Рэйф.

Он пришпорил жеребца, и, пригнувшись к его шее, стрелой понесся к дому.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Рэйф, где ты?

Карин казалось, что она громко кричит, но голос звучал только в ее голове.

Это сон, говорила она себе, только сон. Проснись и открой глаза.

Но ей никак не удавалось это сделать. Чем сильнее она старалась выбраться из омута сна, тем крепче он удерживал ее. Но Карин продолжала бороться, потому что голосок в мозгу предупреждал ее, что она может навсегда остаться в этом мраке.

И темнота стала отступать, сменившись туманными сумерками. Сквозь ватную тишину Карин стала различать голоса. Они становились все громче и призывали ее проснуться.

Карин узнавала голоса: доктор, сестра, мать и отчим. Но что они здесь делают? Она снова почувствовала, как омут затягивает ее, и родные голоса – единственное, что удерживало ее на поверхности.

– Карин, – узнала она голос доктора. – Пора просыпаться, Карин.

– Дорогая, – это был голос Марты, – посмотри на нас, пожалуйста. Сделай это, девочка.

Затем кто-то крепко сжал ее руку. Теплые сильные пальцы переплелись с ее пальцами и сжали ладонь.

– Карин, – прошептал голос возле самого уха. – Ты слышишь меня? Ты должна открыть глаза и посмотреть на меня.

Рэйф? Неужели он здесь, рядом, сжимает ее руку и предлагает помощь, как уже было однажды? Конечно, нет. Просто он живет в ее мыслях все эти долгие месяцы, а рядом находиться никак не может, потому что ясно дал понять, что никогда больше не захочет ее видеть.

– Рэйф, – прошептала Карин. – Рэйф!

Не услышав ответа, она снова оказалась в мире мучительных воспоминаний. Та ночь. О Господи! Та ужасная ночь. Она занималась любовью с Рэйфом. Впрочем, это не было любовью. Это был секс. Случайный секс с незнакомцем. Он дал ей то, в чем она нуждалась – неистовую страсть, вытеснившую все остальное из ее головы и сердца. Но когда все закончилось, она преисполнилась к себе такого отвращения, что вырвалась из его объятий, убежала в ванную комнату, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, дрожа от страха, что он пойдет за ней…

Молясь, чтобы он пошел.

Она могла не волноваться.

Никто не постучал в дверь ванной комнаты. Никто не дергал ручку. Никто не сказал: «Карин, вернись в мои объятия». Когда она, наконец, осмелилась выйти из ванной, Рэйфа в комнате не было. Его не было и внизу среди гостей. Ни письма. Ни записки. Ни сообщения на автоответчике в ее квартире в Нью-Йорке в течение девяти месяцев.