18  

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.


ЗЕРКАЛА


  • Зеркала —
  • на стене.
  • Зеркала —
  • на столе.
  • У тебя в портмоне,
  • в антикварном старье.
  • Не гляди!
  • Отвернись!
  • Это мир под ключом.
  • В блеск граненых границ
  • кто вошел — заключен.
  • Койка с кучей тряпья,
  • тронный зал короля —
  • всё в себя,
  • всё в себя
  • занесли зеркала.
  • Руку
  • ты подняла,
  • косу
  • ты заплела —
  • навсегда,
  • навсегда
  • скрыли их зеркала.
  • Смотрят два близнеца,
  • друг за другом следя.
  • По ночам —
  • без лица,
  • помутнев как слюда,
  • смутно чувствуют:
  • дверь,
  • кресла,
  • угол стола,—
  • пустота!
  • Но не верь:
  • не пусты зеркала!
  • Никакой ретушер
  • не подменит лица,
  • кто вошел —
  • тот вошел
  • жить в стекле без конца.
  • Жизни
  • точный двойник,
  • верно преданный ей,
  • крепко держит
  • тайник
  • наших подлинных дней.
  • Кто ушел —
  • тот ушел.
  • Время в раму втекло.
  • Прячет ключ хорошо
  • это злое стекло.
  • Даже взгляд,
  • и кивок,
  • и бровей два крыла —
  • ничего!
  • Никого
  • не вернут заркала!—

Сколько раз я тебя убеждал: не смотри в зеркала так часто!

Ведь оно, это злое зеркало, отнимает часть твоих глаз и снимает с тебя тонкий слой драгоценных молекул розовой кожи.

И опять все то же.

Ты все тоньше.

Пять ничтожных секунд протекло, и бескровно какая-то доля микрона перешла с тебя на стекло и легла в его радужной толще.

А стекло — незаметно, но толще. День за днем оно отнимает что-то у личика, и зато увеличиваются его семицветные грани.

Но, может, в стекле ты сохранней?

И оно как хрустальный альбом с миллионом незримо напластанных снимков, где то в голубом, то в зеленом приближаешься или отдаляешься ты?

Там хранятся все твои рты, улыбающиеся или удивляющиеся. Все твои пальцы и плечи — разные утром и вечером, когда свет от лампы кладет на тебя свои желтые лапы…

И все же начала ты убывать.

Зачем же себя убивать?

Не сразу, не быстро, но верь: отражения — это убийства, похищения нас.

Как в кино, каждый час ты все больше в зеркальном своем медальоне и все меньше во мне, отдаленней… Но —

  • в зеркалах не исчезают
  • ничьи глаза,
  • ничьи черты.
  • Они не могут знать,
  • не знают
  • неотраженной пустоты.
  • На амальгаме
  • от рожденья
  • хранят тончайшие слои
  • бесчисленные отраженья
  • как наблюдения свои.
  • Так
  • хлорвиниловая лента
  • и намагниченная нить
  • беседы наши,
  • споры,
  • сплетни,
  • подслушав,
  • может сохранить.
  • И с зеркалами
  • так бывает…
  • (Как бы свидетель не возник!)
  • Их где-то, может, разбивают,
  • чтоб правду выкрошить из них?
  • Метет история осколки
  • и крошки битого стекла,
  • чтоб в галереях
  • в позах стольких
  • ложь фигурировать могла.
  • Но живопись —
  • и та свидетель.
  • Сорвать со стен ее,
  • стащить!
  • Вдруг,
  • как у Гоголя в „Портрете“,
  • из рамы взглянет ростовщик?
  • …В серебряной овальной раме
  • висит старинное одно,—
  • на свадьбе
  • и в дальнейшей драме
  • присутствовало и оно.
  • За пестрой и случайной сменой
  • сцен и картин
  • не уследить.
  • Но за историей семейной
  • оно не может
  • не следить.
  • Каренина —
  • или другая,
  • Дориан Грей —
  • или иной,—
  • свидетель в раме,
  • наблюдая,
  • всегда стоял за их спиной.
  • Гостям казалось:
  • все на месте,
  • стол с серебром на шесть персон.
  • Десятилетья
  • в том семействе
  • шли, как счастливый, легкий сон.
  • Но дело в том,
  • что эта чинность
  • в глаза бесстыдно нам лгала.
  • Жизнь
  • притворяться
  • наловчилась,
  • а правду
  • знали зеркала.
  • К гостям —
  • в обычной милой роли,
  • к нему —
  • с улыбкой,
  • как жена,
  • но к зеркалу —
  • гримаса боли
  • не раз была обращена.
  • К итогу замкнутого быта
  • в час панихиды мы придем.
  • Но умерла
  • или убита —
  • кто выяснит,—
  • каким путем?
  • И как он выглядит,
  • преступник
  • (с платком на время похорон),
  • кто знает,
  • чем он вас пристукнет:
  • обидой,
  • лаской,
  • топором?
  • Но трещина,
  • изломом призмы
  • рассекшая овал стекла,
  • как подпись
  • очевидца жизни
  • минувшее пересекла.
  • И тускло отражались веки
  • в двуглавых зеркальцах монет.
  • Все это
  • спрятано навеки…
  • Навеки, думаете?
  • Нет!—

Все это в прошлом, прочно забытом. Время его истекло. И зеркало гаснет в чулане забитом. Но вот что: тебя у меня отнимает стекло. Нас подло крадут отражения. Разве в этой витрине не ты? Разве вон в том витраже не я? Разве окно не украло твои черты, не вложило в прозрачную книгу? Довольно мелькнуть секунде, ничтожному мигу — и вновь слистали тебя. Окна моют в апрельскую оттепель, — переплеты прозрачных книг. Что в них хранится? И дома — это ведь библиотеки, где двойник на каждой странице: то идет, то поник. Это страшно, поверь! Каждая дверь смеет иметь свою тень. Тысячи стен обладают тобою. Оркестр на концерте тебя отражает каждою медной и никелевой трубою. Столовый нож, как сабля наголо, нагло сечет твой рот! Все тебя здесь берет — и когда-нибудь отберет навеки. И такую, как ты, уже не найдешь ни на одной из планет. Как это было мною сказано? — „И тускло отражались веки в двуглавых зеркальцах монет. Все это спрятано навеки… Навеки, думаете? Нет!“ Все в нашей власти, в нашей власти. И в антикварный магазин войдет магнитофонный мастер, себя при входе отразив. Он изучал строенье трещин, он догадался, как постичь мир отражений, засекреченный в слоях невидимых частиц. Там — среди редкостей витрины, фарфора, хрусталя, колец — заметит он овал старинный, вглядится, вспомнит наконец пятно, затерянное в детстве, завещанное кисеей, где, как пропавшая без вести, она исчезла… Где ж ее глаза, открывшиеся утром (но их закрыть не преминут), и где последняя минута, где предыдущих пять минут? Ему тогда сказали: — Выйди! — И повторили: — Выйди прочь! — Кто ж, кроме зеркала, увидел то, что случилось в эту ночь? — С изъяном зеркальце, учтите. — А, с трещиной… Предупрежден. — Вы редкости, я вижу, чтите… Домой, под проливным дождем домой, где начат трудный опыт, где блики в комнате парят, где ждет, как многоглазый робот, с рентгеном схожий аппарат; где, зайчиком отбросив солнце, всю душу опыту отдаст живущий в вечном эдисонстве и одиночестве — фантаст. — Но путь испытателя крут, особенно если беретесь за еще не изведанный труд. Сначала — гипотеза, нить… Но не бойтесь гипотез! Лучше жить в постоянных ушибах, спотыкаясь, ища… Но однажды сквозь мусор ошибок выглянет ключ. Возможно, что луч, ложась на стекло под углом, придает составным особый уклон, и частицы встают, как иглы ежа: каждая — снимок, колючий начес световых невидимок. Верно ли? Спорно ли? Просто, как в формуле:

  18  
×
×