ПАТОЛОГИИ

На переднее сиденье сажусь, - честно сознаюсь, не без удовольствия, это из детства, наверное. Вася Лебедев хлопает капотом, ветошью руки протирает, садится, ухмыляясь. Вот тоже чудо-человек, с хорошим настроением по жизни.

Из школы выходит начштаба с черной папкой, маленький, сутулый. Усаживается на заднее сиденье рядом со Скворцом. Чувствуется, что весит капитан Кашкин не больше чем среднестатистический восьмиклассник.

«Зачем таких в спецназ берут?» - думаю, имея в виду не только физические данные начштаба, но и его слабохарактерность. Это Семёныч мутит: специально таких замов себе подбирает, чтоб не подсидели.

- Открывай калитку, служивый! - кричит, приоткрыв дверь и высунувшись, Вася пригорюнившемуся на воротах Монаху. - Вот фрукт… - без зла добавляет он, хлопнув дверью и усевшись уже в машине, выруливая в ворота, спрашивает у меня, - Ну вы там выяснили, за кого Бог-то?

- Бог, - говорю, - за всех. Он всех любит.

- Ага. Ну, вроде как арбитр, - смеётся Вася.

Солнце высвечивает размытые грязные потёки на лобовом стекле, в зеркальце заднего вида я вижу бесцветное лицо Монаха, захлопывающего ворота.

Прилаживаю на колени автомат, поглаживаю два рожка, перепоясанные синей изолентой, один - вставленный в автомат, другой, ясное дело, запасной.

Вася аккуратно объезжает лужи у ворот, проезжая правыми колёсами по тому месту, где был и местами сохранился тротуар.

Чеченки потихоньку собираются на рынок, лотки свои раскладывают.

Семёныч разрешил пацанам на рынок выходить; «внимание, внимание и ещё раз внимание» - предупредил Куцый. Водку, конечно, запретил пить. «Только пиво».

Выяснилось, что уличная торговля - обычное в Грозном дело, признак некоторого спокойствия в городе. Возле ГУОШа уже неделю рынок работает. Никого пока не отравили. Чеченкам тоже жить хочется, - их же перестреляют потом.

Пацаны соскучились по сладкому, да по мясистому - Плохиш всех достал макаронами и тушенкой, - на рынке постоянно кто-то из наших крутится, иногда из соседних комендатур приезжают ребятки, «собры» изредка бухают - у нас от большого начальства подальше.

…Выруливаем налево, поднимаемся на трассу, ещё один поворот налево. Вася, притормозив, по привычке, наклонившись корпусом к рулю, взглядывает направо - нет ли транспорта. Пусто…

- Пусто, - говорю.

Едем в аэропорт, как начштаба попросил - язык не поворачивается сказать о нем «велел» или «приказал». В лучшем случае - порекомендовал. Вася жмет педаль на полную, поворачивает на такой скорости, что меня на дверь валит. Начштаба покашливает, - по кашлю слышно, что он беспокоится насчет быстрой скорости, но замечаний Васе не делает.

Вася спокойно держит тяжелые руки на руле, кажется, если он их напряжет, да ухватится покрепче, он сможет руль вырвать с корнем.

В километре от аэропорта город заканчивается, трасса идет меж полянок и негустой посадки. На подъезде к аэропорту стоит блок-пост.

Вася гонит машину, из блок-поста выскакивает офицер, сердито машет рукой. Солдатик с грязным лицом в грязном бушлате и в грязных сапогах лениво вскидывает автомат. Вася жмёт на тормоз, машина останавливается в метре от офицера, тот, неприязненно глядя на лобовуху «козелка», в самую последнюю секунду делает шаг назад. Видимо, оттого что не выдержал характер, отшатнулся, офицер приходит в раздражение. Подойдя со стороны начштаба, он откровенно грубо спрашивает у него документы. «Корочки», которые капитан Кашкин торопливо извлек из внутреннего кармана комка, в порядке.

- У нас есть способ останавливать таких вот… гонщиков… - говорит офицер, отдавая документы, глядя мимо Кашкина на Васю. Вася смотрит в лобовуху, чувствует взгляд, но головы не поворачивает, и спокойно улыбается. Я знаю, что его добродушный вид обманчив. Скажи офицер что лишнее, Васе будет не в падлу выйти и дать ему в лицо. Хотя офицер, конечно, прав.

Солнышко блаженно распекает, я даже прикладываю руки к потеплевшей лобовухе, и незаметно для себя улыбаюсь.

Вася набравший было скорость, на подъезде к аэропорту начинает притормаживать, и, увидев что-то, произносит нараспев:

- Ё-ба-ный в рот!

Сквозь растопыренные на тёплой и грязноватой лобовухе пальцы, я вижу людей, лежащих на асфальте… и мне не хочется отнимать рук.

Вася резко бьёт по тормозу, глушит недовольно буркающую машину и выходит первый, даже не закрыв дверь. От толчка во время торможенья, я стукаюсь лбом о горбушку левой руки, распластанной на стекле, и, не отнимая головы, продолжаю сквозь пальцы и мутно-белесое стекло смотреть. Боже ты мой…