«Бля, куда мы забрели», - думаю.
Чувствую внутри мутный страх, странную душевную духоту, словно всё сдавлено в грудной клетке.
- Чего будем делать? - спрашивает Астахов.
- Попробуем выбить любую дверь, - отвечает Шея. - Может быть, через окна удастся уйти.
Распределяемся: Женя Кизяков, Дима Астахов и я усаживаемся возле окна на площадке между вторым и третьим этажами - смотрим на улицы, поглядываем на двери, чтобы кто-нибудь нежданный не выскочил с гранатометом. Хасан и Шея стоят сидят на лесенке чуть ниже нас.
Вижу качели на детской площадке. При слабом порыве ветра дзенькает стекло ниже этажом…
Дерево… Крона как будто бурлит на слабом огне… Кто-то когда-то сидел под деревом, целовался на скамеечке. Чеченский парень с чеченской девушкой… Или у них это не принято - так себя вести? У Хасана надо спросить. Принято у них под деревьями в детских садах целоваться было, или это вообще немыслимо для чеченцев.
Куда всё-таки нас, меня занесло. Сидим посереди чужого города, совсем одни, как на дне океана. Чего бы Даша подумала, узнай она, где я сейчас?…
На какое-то время в подъезде воцаряется тишина. Потом Дима тихонько кашляет в кулак. Чувствую, что у меня затекла нога, меняю положение тела, громко шаркая берцем. От ботинок Кизи веет тяжелым, едким запахом кала…
- Кизя, может, ты снимешь ботинок и положишь его за пазуху? - предлагает Астахов шепотом. - Я сейчас в обморок упаду.
Я чувствую, что Кизя улыбается в темноте. Он необидчивый. Даже как-то радостно реагирует, когда над ним шутят. И от этого значение и едкость шутки совершенно растворяются.
Хасан поправляет ремень, что-то звякает о ствол.
Шея стоит недвижимо, спиной к стене, полузакрыв глаза.
Далеко раздаются автоматные очереди.
«А что, если я сейчас заору дурным голосом „…тё-мна-я ночь! только пули свистят по степи…“ - что будет?» - думаю я. И сам неприязненно дергаюсь. Какое-то время не могу отвязаться от этой шальной мысли. Что бы отогнать беса сумасшествия, тихонько, одними губами напеваю эту песню.
- Ташевский молится, - констатирует Астахов.
- Цыть! - говорит Шея.
Замолкаем. Всё время хочется сесть иначе, ноги затекают. Терплю. Смотрю на пацанов, никто не шевелится. Терплю. Наконец, Астахов пересаживается иначе; следом, Кизя, сидящий на лестнице, вытягивает ногу в обгаженном ботинке и ставит ее на каблук рядом с Астаховым; под шумок и я пересаживаюсь.
- Как куры, блядь, - говорит без зла Шея.
- Кизя, тварь такая, убери ботинок, - просит Астахов.
Кизя молчит.
Астахов наклоняется над берцем Кизи, пускает длинную слюну - сейчас мол, плюну прямо на ногу.
- Ага, и платочком протри, - советует Кизя.
Астахов сплёвывает в сторону и отворачивается к окну.
Смотрим вместе в темноту. Качели иногда скрипят. Крона все бурлит.
- Пойдем, на качелях покачаемся? - предлагаю я Димке, пытаясь разогнать внутреннюю мутную тоску.
Молчит.
«Забавно было бы… Выйти, гогоча, и громко отталкиваясь берцами от земли, начать качаться… Чеченцы удивились бы…»
От того, что я вспоминаю чеченцев, произношу мысленно имя этого народа, мне становится ещё хуже.
«Они ведь близко… Где-то здесь, вокруг нас. Может быть, в этом подъезде… Мама моя родная…»
Метрах в тридцати раздаётся пистолетный выстрел. Бессмысленно перехватываю автомат.
«О, наш идет, - думаю иронично, пытаясь себя отвлечь, - возвращается домой и от страха в воздух палит».
Начинаю мелко дрожать.
«От холода…» - успокаиваю себя. Дую на озябшие руки.
Резко скрипит входная дверь и меня окатывает внутренняя тошнотворная волна. Разум дёргается, как рыба, брошенная на сковороду. Не знаю что делать. Кизя медленно встает. Астахов уже стоит.
Шея поднимает руку с открытой ладонью - «тихо!» Слышны спокойные шаги. Один человек будто бы… Да, один.
«Один, один, один, один…» - повторяю я в такт сердцу, быстро.
Медленно снимаю предохранитель, встаю на колено, направляю ствол между прутьями поручня. Появляется мужская голова, спина, зад.
- Аслан Рамзаев? - спрашивает Шея, шагнув навстречу поднимающемуся мужчине.
Мужчина делает ещё один, последний шаг и встает на площадке напротив Шеи. Автомат Шеи висит сбоку, дулом вниз, отмечаю я. Шея стоит вполоборота к подошедшему, расслабленно опустив руки.
- Да, - слышу я ответ чечена, чувствуя мякотью согнутого пальца холод спускового крючка.