The ТЁЛКИ два года спустя, или Videoты

– Слушай, ну не берет меня никто замуж, так в девках и останусь! – Я картинно развожу руками и чмокаю Жанну в губы.

– Дурак какой! – Она краснеет, пытается шлепнуть меня, но я уворачиваюсь, подношу к губам два пальца, посылаю ей поцелуй и скрываюсь за дверью.

– Миркин, ты конверт забыл! – несется из-за двери.

– Выбрось его! – отвечаю я на бегу. – Не хочу, чтобы наши отношения сломала канцелярщина!

Beautiful Ones

High on diesel and gasoline

Physco for drum machine

Shaking their bits to the hits

Drag acts, drag acts, suicides

In you dad’s suits you hide

Staining his name again...

Here they come

The beautiful ones

The beautiful ones

La-La-La-La

Suede. Beautiful Ones

– Мне сегодня звонили от Эрнста, – выдержав долгую паузу, заявляю я, но, кажется, мои друзья совсем отупели. Даже такая новость их не трогает. – Нет, реально, я неделю жил шведской семьей! С ее мамой, сестрой, дочерью, мужем и кошкой. Все это время я тусовался в окружении их проблем... – Говоря это, Антон нервно теребит кислотно-желтую футболку с принтом в виде улыбающегося зуба, судорожно глотает грейпфрутовый сок и все пытается обернуться, будто за ним следят. Я думаю, каково это – жить шведской семьей, и еще о том, почему они не реагируют на Эрнста, смотрю на носок его белых кед Converse, но картинка в голове не идет дальше порнографии «12 шведок в Африке», и я ее отпускаю, сосредоточившись на его рассказе.

– Охуительный отпуск, – констатирует Антон, ставя стакан на стол. На его безымянном пальце матово блестит кольцо белого металла с надписью «Poisoned», и я даже не успеваю подумать, где, а главное, зачем он его купил.

– Какая у нее грудь? – спрашивает Ваня, не отрываясь от наушника мобильного телефона. – Да, точно, в четверг у них не получится. Хорошо, пусть сделают договор на ИП.

– ...Все эти чуваки, чувихи и животные жили в ее телефоне и, по ходу, не спали, трезвонил он постоянно... – продолжает Антон.

– Так будет всем проще. И заказчику в том числе. – Ваня на секунду прикрывает динамик «хэндс-фри». – Тоха, так какая у нее грудь?

– Мне сегодня в обед звонили от Эрнста, – снова пытаюсь встрять я.

– Ого!– непонятно на что реагирует Ваня.

– ...А кладя трубку, она пересказывала мне свои разговоры в деталях, будто я об этом спрашивал...

– Антон, какого размера у нее грудь?! – довольно громко говорю я, не понимая, кто меня больше раздражает: игнорирующий вопрос Антон, его замужняя любовница или Ваня, погруженный в свои бизнес-терки.

– ...Я даже не могу вспомнить, уходили ли эти персонажи, когда мы трахались. Охуительный отпуск! – меланхолично продолжает Панин, глядя прямо перед собой, словно обращаясь к пепельнице на соседнем столе.

– Панин, какого размера грудь у этой сучки?! – Ваня выдергивает наушник, не разъединяясь с абонентом.

– Блядь, ты можешь меня не сбивать?! – бахает кулаком по столу Антон.

– Блядь, это важно!!! – Ваня поднимает указательный палец правой руки к потолку, чем вводит Антона в ступор. Антон нервно поправляет кольцо, Ваня осматривает свой серый костюм, стряхивает крошки хлеба с лацканов, расстегивает еще одну пуговицу на белой, и без того выглядящей весьма вольно рубахе. Затем резко скручивает кисть руки, выправляя манжет, дотрагивается до запонки и застывает. На запонке розовощекую девушку в стиле pin-up сменяет поросенок с мячом в узорах Paul Smith. Потом она появляется снова...

Я верчу головой по сторонам, подолгу задерживая взгляд на окружающих предметах и людях. Знаете, начав работать на телевидении, я заметил за собой странность: я стал уделять гораздо больше внимания деталям. Мелочам, шероховатостям, несоответствиям в людях. В их движениях, позах, жестах, выражениях лиц. Впервые это проявилось прошлой зимой, когда я стал свидетелем падения парня с большой спортивной сумкой. Он перебегал дорогу, запрыгнул на тротуар, поскользнулся и грохнулся на снег. Потом неспешно встал, поймал ремень отлетевшей сумки, проволок ее по земле, отряхнулся и пошел дальше. Крупный план – след на снегу от ремня сумки. Еще один – медленные движения рук, отряхивающих снег. Шаг вперед, перспектива, уход из кадра, дальний план – парень, прихрамывая, идет вперед. Последний крупный план – его левая кроссовка. Несоответствие – кипельно-белая кроссовка на графитном московском снегу...

Иногда кажется, что мои глаза существуют отдельно от тела. Будто они все время снимают окружающий мир на видео, лишь изредка связываясь с мозгом. И то только для того, чтобы передать ему особенно удавшиеся эпизоды для чернового монтажа.