35  

III Картина

Мутная полоса зари, но еще темно. Горят газовые фонари. Часть станционной платформы. Холодный длинный блеск рельсов. Снег на шпалах, на навесе. Господин Морн с чемоданом, в черной шубе. Его монолог. Он понимает весь ужас того, что он делает — но старается забыть, что он король, говорит себе: «Я просто Господин Морн, бегущий на юг с чужой женой». И, как преступник, он долго и невнятно объясняет носильщику, который предложил свои услуги, что он деловой человек, что едет туда-то и вот ждет международного. Носильщик заспанный, озябший, глуховатый, но Господину Морну кажется, что он на него посматривает подозрительно. Резко гонит его. Проходят двое других ожидающих поезда — господин и дама, — господин вежливо спрашивает у Морна: «Позвольте закурить». Морн пугается опять. Те проходят. До поезда осталось всего несколько минут. Морн бесконечно волнуется. Уже носильщики прокатывают сундуки на железных тележках. Начальник станции прошел, зевая в кулак… (N3. Дворец короля находится за городом, так что это не столичный вокзал, а просто платформа под навесом). Толчками движется стрелка станционных часов. Черные тучи заволокли узкую зимнюю зарю. Морн ходит взад и вперед. Его монолог. Неужели Мидия и Эдвин не приедут? (Это опять ожидание — мотив первой картины.) Мелодично пролетел звонок. Далече вспыхнули два круглых желтых огня и третий, повыше их, — алый. Это поезд. Морн засмеялся безнадежным смехом. Кругом обычное станционное волнение, но притушенное сумерками, холодом. Круглые огни растут, близятся. Внезапно пробегают по платформе Мидия и Эдвин. Мидия кидается к Морну, обнимает его. Быстрый, страстный разговор. Огни растут.

III АКТ

I Картина

Угол площади. Солнечный морозный день. В отдалении легкая тугая трескотня перестрелки. Вдоль углового дома крадутся встревоженные люди. Голоса. Никто ничего не может понять. Порхают нелепые слухи. Пробегают солдаты, ложатся, стреляют вдоль площади. Скрываются. Суматоха горожан. Старичок Дандилио семенит бесстрашно через площадь, приговаривая что-то свое и бережно неся в руках конус, обернутый рогожей. Рогожа сползает, видно — это большая клетка и в ней громадный, невозмутимый яблочно-зеленый попугай. Старичок торопливо поправляет рогожку, приговаривая что-то, и проходит. Бегут навстречу испуганные горожане, один без шапки. Их возгласы. Перестрелка вдали смолкла. Вдоль стены проходят Клиян и Элла. Клиян крепко трусит. Дать почувствовать разницу между его трусостью и трусостью Морна. Элла радостно встревожена. Кровь отца как бы восклицает в ней. Из их слов — так же, как из предыдущих возгласов — только одно понятно: где-то стреляют, где-то мятеж. Клиян тянет Эллу обратно домой. Она сопротивляется. Их догоняет Тременс, весь пылающий, взволнованный, в распахнутой шубе. Он молча машет Элле и Клияну, уходите, мол, и радостно пробегает по направлению вновь застучавшей перестрелки. Элла рвется за ним, но Клиян, решительно сгорбясь, уводит ее направо. Сцена пуста, затем слева, размахивая тростью, не обращая никакого внимания на снующих людей и на дальние звуки барабанного боя и выстрелов, машистой, но неверной походкой проходит Га-нос — пьяный. Он всходит по ступеням крыльца (углового дома), садится на каменный выступ, чертит снег тростью, судорожно закидывает голову. Его монолог. Он только что был у Мидии, жены своей, хотел было в последний раз умолить ее (ведь Морн теперь убит — Морн! Морн! — а вовсе не король. Кто говорит, что Морн — король? Бред! Бред! Просто Господин Морн, осужденный на смерть. И Ганос бросает шапку оземь, как мужик во хмелю…), умолить хотел ее, а нашел пустой дом и письмо Мидии, в котором она пишет ему, что вот уехала одна, навсегда, навеки, просит не разыскивать ее… Отчаяние Ганоса как бы снутри разогрето и окрашено вином. Его несколько раз прерывают всполошенные прохожие, стараются его убедить, что вот стреляют — опасно… Он в громадной пьяной тоске отмахивается. Он ничего не признает, кроме личного своего горя. Снова (обратно) вбегает Тременс, потный, медно-блестящий, с прядью черно-седых волос, выбившейся из-под бобровой шапки. С ним взволнованные солдаты и офицеры, которых он посылает куда-то. Повернулся на каблуке, как человек, у которого тысяча дел, которые надо быстро разрешить. Заметил Ганоса. Тот припал к его плечу, выпаливает рассказ об окончательном уходе жены. Тременс еле слушает его, не замечает сперва, что Ганос пьян, и в радостной тревоге начинает говорить о том, что происходит. Дело сводится к следующему. По слухам, короля задушили честолюбивые старики-сенаторы. Толпа восстала за своего короля против дворянства и сановников. И вот Тременс улучает момент, чтобы пустить восстание по тому пути, о котором он давно мечтал. Тременс дышит полнее в этом воздухе смуты и суеты, он освободился от своей лихорадки, как бы передав ее городу. Он знает, что добьется того, что каждый будет против каждого, и тогда великолепно рухнет стройное государство. Ганос сразу трезвеет, сразу сообразил это, о чем он раньше как-то не думал, ибо Морн для него был просто соперник, а не король. Он соображает теперь, что король застрелился, скрывшись куда-нибудь. И так <как> Ганос человек единой мысли, то, уцепившись за одну мысль, он развивает, углубляет ее, а отнюдь не старается найти каких-либо противоположных мыслей: он не умеет сомневаться. И весь его путь был таков: 1) он верил, что жена ждет его, любит его; 2) он сразу понимает, что она ему изменила; 3) он, говоря с Эллой, верит, что жена «перебесится» и позволит пока хотя бы видеть ее; 4) он понял, что она совершенно для него потеряна (во время этих четырех стадий король был, главным образом, соперник, и Ганос подавлял в себе те чувства благоговения перед гениальным властелином, которые вызывала в нем просто внешняя причина — голос, вид, походка, весь облик яркого господина Морна). А теперь еще одна стадия: 5) жена забыта — все заглушает новое чувство, исполинское какое-то чувство, что вот из-за него, Ганоса, погибла его дивная, мелодичная родина. Таким образом, он сперва видит только следствие, и в этой картине его, главным образом, занимает именно оно. А через него, то есть через следствие, он приходит к причинам, и это стадия 6) Ганос понимает, что он преступник, так как заставил застрелиться того человека, который столько сделал для отчизны и еще рос, обещал новые достиженья. Находясь в пятой стадии, он и отшатывается от Тременса, предлагающего ему помочь разрушенью — и тут, когда Ганос отрезвился, Тременс видит, что он пил — и вскользь упомянув о поединке и Мидии, покидает его, спешит куда-то, сказав, что, когда Ганос выспится, пусть придет он туда-то. Ганос остается один на площади. Опять вдали вспыхнула перестрелка. Ганос вступил в свою шестую стадию. Безмерное отчаяние. Снова пробежала толпа (со знаменами). Толпа захлестнула его.

  35  
×
×