Попытка возврата

– И вот смотрю я, прямо в глаз, наводит дуло – прендераз!

Через планку прицела пытаюсь поймать пикирующий силуэт. Юркий, сволочь! Огонь мы открыли почти одновременно. Я видел, как у «мессера» заплясали на крыльях и на капоте огоньки выстрелов и влепил ему навстречу длиннющую крупнокалиберную очередь. Серега что-то орал, держа ДШК за колеса и пытаясь прикрыть ухо плечом. Ничего не слыша, я молотил до тех пор, пока пулемет не заткнулся. То ли заклинило, то ли патроны кончились. А ведь попал! Ей-богу, попал! Честно говоря, для меня самого это стало неожиданностью. Тут скорости такие были, что его в прицел поймать просто не успевал и стрелял – как бог пошлет, просто в направлении самолета. «Худой», пытаясь выйти из пике, сильно дымил. Вроде выровнялся, но потом, клюнув носом, пошел вниз. От него отделилась фигурка и над ней раскрылся купол парашюта. Бросив пулемет, прыгнули в машину и помчались к месту, куда опускался фриц. Пару раз чуть не застряли, но успели вовремя. Эта сука уже скинула парашютную подвеску и пыталась показать характер, стреляя в нас, но мне было по хер. Выбив пистолет, с удовольствием вмазал гитлеровцу в зубы. Потом сломал обе руки и, зашвырнув в машину, приказал шоферу ехать обратно к дороге. Люди там уже стали собираться, и над проселком стоял вой. Серега, когда мы уже подъехали, врубился, что сейчас будет, и пытался меня остановить, но я, молча показав на лежавших тут и там гражданских, выволок немца из машины. Пальнул несколько раз в воздух и, обратив на себя внимание народа, крикнул:

– Люди! Это тот, кто только что вас с воздуха расстреливал. Он ваш!

И влепив смачного пинка летчику, вогнал его в толпу.

Закурив трясущимися руками, стоял и молча смотрел. Оберст пытался что-то вякнуть, но Гусев его быстро убрал от меня подальше.

Я вообще-то не злой человек. Где-то даже добрый и сентиментальный. И если бы летун расхерачил так нашу военную колонну, просто пристрелил бы его сам. А может, даже и до особистов довез, все-таки немец был солдатом, как и все мы. Но вот беженцев расстреливать – это явный перебор… Солдаты так не делают.

Назад ехали молча. Немца тошнило, и мы периодически останавливались. Ишь ты, какой впечатлительный фриц попался. Понятно, что летуна на лоскуты разорвали, но ведь за дело. В Германии, когда союзнички города в пыль начнут стирать, такое вообще на государственном уровне поощряться будет. Геббельс лично по радио народ к самосуду призывал. И я его в этом поддерживаю. Дрезден, блин, в щебенку раскатали, а ведь там ни заводов, ни фабрик, вообще никакой военной инфраструктуры не было. Долбали исключительно по мирному населению. Навыки, наверное, нарабатывали, для последующих войн. Вот и летун этот вел себя, как американцы в моем времени. За что и получил.

Случай на дороге очень поспособствовал словоохотливости немца. Глядя на меня испуганными глазами и поминутно вытирая платочком лоб, оберст заливался соловьем. Правда, я почти не понимал, о чем он поет. Надо, похоже, плотно браться за немецкий, а то въезжаю в его быструю испуганную речь с пятого на десятое. Колычев же его понимал отлично и делал пометки на своей карте, иногда сверяя ее с фрицевской и задавая дополнительные вопросы. Кстати, за летчика выговора я не получил. Полковник, выслушав доклад, сказал только:

– Туда ему и дорога.

И на этом инцидент был исчерпан. Мы дальше продолжали заниматься своей работой. Бегали по немецким тылам, в промежутке отсыпаясь и флиртуя с девчонками. К этому времени я уже перестал быть привередой. То ли привык к виду местных красавиц, то ли природа брала свое, но компанию майору составлял всегда. Колычев, обозвав нас с Серегой кобелями, похождениям не препятствовал. Предупредил только, чтобы к подъему всегда были на месте.

Позже, по моему совету, данному через полковника, в запасных полках стали практиковать обязательную обкатку бойцов танками. Бронетехники было мало, поэтому обкатывали в основном тягачами и тракторами, что, по-моему, один хрен. Еще брали наиболее авторитетных бойцов из пехоты и запихивали их в «броню», предлагая разглядеть что-нибудь во время движения. Было прикольно наблюдать, как потом они, размахивая руками, делились с товарищами, мол, ни хрена из двигающейся «коробочки» не видно! Когда это же говорили командиры – воспринималось совсем по-другому. А когда свой брат-боец рассказывает, то начинаешь верить. Так, постепенно, из людей выдавливали боязнь перед немецкими танками.