Надежда умирает последней

Что ж, было решено – он повязан с ней, хорошо это или плохо, но это так.

Глава 9

Бортпроводница двигалась по проходу двухмоторного «Ила» и отгоняла мух, круживших у ее головы. Сизый дым исходил из отверстий кондиционера и сворачивался кольцами в салоне. Проводница словно плыла в облаках, и через эти облака Вилли с трудом различила надпись на двери выхода: «Спасательная веревка». Что-то новенькое в мире средств безопасности. Она представила самолет, парящий в небе, а с него свешивается веревка в десять тысяч футов с вцепившимися в нее пассажирами.

На колени ей упала горстка леденцов от щедрот замученной тяжелой жизнью проводницы.

– Пристегнуть ремень, – послышался приказ.

Что ж, не придерешься.

– Я уже пристегнулась, – сказала Вилли и поняла, что обращались к Гаю.

Она толкнула его в плечо:

– Гай, ремень.

– Что? А, ну да…

Он пристегнулся и натянуто улыбнулся. Тут она заметила, что он впился руками в подлокотники, и, притронувшись к его руке, спросила:

– Ты в порядке?

– Да, в полном.

– Что-то не похоже.

– Это у меня давно так… ничего страшного.

Он уставился в окошко и тяжко сглотнул. Она не удержалась, и смех вырвался у нее из груди.

– Гай Барнард, только не говорите мне, что вы боитесь летать!

Самолет подался вперед и, подпрыгивая, покатил по трассе. Из динамиков полилась вьетнамская речь, затем заговорили на русском языке и, наконец, на ломанном английском.

– Ну и что, – вызывающе бросил он, – одни боятся высоты, другие закрытого пространства или там змей, а у меня вот страх полетов. С самой войны…

– Что-нибудь случилось тогда?

– Под конец уже…

Он уставился в потолок и усмехнулся.

– Смеху подобно! Прошел через весь Вьетнам целым и невредимым, и тут, понимаешь, садимся мы на эту железную красавицу птицу, летим домой, я и Тоби Вульф, с которым мы тогда и познакомились. Мы оба были поддатые и веселые, когда приземлялись уже, шутили без умолку.

Он покачал головой.

– И тут нам подвезло с нашими местами в самом хвосте… когда самолет сел, хвост у него и отвалился.

Она взяла его руку:

– Не продолжай, Гай, не надо.

Он посмотрел на нее с благодарностью:

– А ты что, вообще не боишься?

– Нет. У меня вся жизнь в полетах, это моя родная стихия.

– Наверное, унаследовала от папки своего. Гены летчика.

– Не только. Еще статистика.

Двигатели «Ильюшина» взревели что было силы. Корпус самолета трясло, когда они делали разбег, но вот земля ушла вниз, и они взмыли в небо.

– Насколько мне известно, самолетом путешествовать безопаснее всего, – закончила она свою мысль.

– Безопасно, ты говоришь?! – перекрикивал Гай рев моторов. – Оно и видно, что ты никогда не летала на «Эйр Вьетнам»!

В Ханое их встретила некая мисс Ху, красивая, неулыбчивая и педантичная до мозга костей дама.

Приветствие ее было строго деловым, рукопожатие – исключительно служебным. В отличие от мистера Айнха, который источал фонтаны прелестной болтовни, она любила молчание. Еще она любила противостояние. По пути в город она позволила себе всего лишь одно замечание. Обратив их внимание на искореженные останки какого-то моста, она произнесла:

– Видите, вон там? Это от американских бомб.

Этим беседа исчерпалась. Вилли смотрела на угловатые плечи женщины и сознавала, что для некоторых и по ту и по эту сторону война не закончится никогда. Ее так раздражило замечание вьетнамки, что она не заметила озабоченного взгляда Гая. Лишь когда тот в третий раз обернулся назад, она, посмотрев туда же, увидела «мерседес» с тонированными стеклами, следующий за ними.

Она обменялась с Гаем взглядом. «Мерседес» ехал за ними до самого города и, лишь когда они остановились напротив своей гостиницы, обошел их и свернул за угол, скрывая за темными стеклами своих пассажиров. Дверь машины открыли, выпуская Вилли, и страшная жара ударила ей в лицо. Мисс Ху стояла снаружи с лицом уже покрытым бисером пота.

– В гостинице работает кондиционер, – сообщила она и добавила с тенью презрения: – Все для иностранных гостей.

Но как выяснилось, кондиционер работал через пень-колоду, а вид самого отеля во французском колониальном стиле обогатился еще большей «стариной». Ковер при входе был замызганным и бесцветным, а роль мебели в фойе играла жалкая смесь разбитого розового дерева и истерзанных валиков. Пока Гай регистрировал их в гостинице, Вилли не отходила от чемоданов и напряженно смотрела на входную дверь.