Оккультный Сталин

Рис.11.1. Советский плакат «Под знаменем Ленина, под водительством Сталина – вперед, к победе коммунизма!»

Конечно же, Сталин не мог контролировать весь процесс отсечения новых революционных идей – однако в научной среде нашлось достаточно апологетов мемориального материализма, которые использовали очевидный запрет властей на реформирование мировоззрения для низвержения более успешных и талантливых коллег.

Новый облик «спеца»

Прежде всего, сталинская идеология навязала научному сообществу новый образ человека с высшим образованием. Советский ученый или инженер не должен был походить на буржуазного профессора, отличаясь от него в «лучшую сторону». Если приглядеться к этому новому образу, то мы увидим, что само его появление несет отпечаток идеализма, против которого так яростно сражался когда-то Владимир Ленин. Однако мемориальный материализм Сталина был не просто еще одним идеалистическим отклонением в материализме – он был религией, в которую должен был уверовать всякий житель СССР.

Собственно насаждение новой религии было неразрывным образом связано с «культурной революцией» и «великим переломом» 1928—1931 годов, когда происходила не только всеохватная смена кадров в среде интеллигенции (в среде «спецов»), но и полная замена ее культуры.

Для представителей старой интеллигенции культурная революция означала прежде всего, что они постоянно подвергались клевете и травле.

Образ дореволюционного «спеца» составлялся, главным образом, на основании трех обвинений. В первую очередь, царские ученые и инженеры объявлялись чистыми теоретиками, не владеющими практикой, проработавшими всю жизнь в кабинете за столом, производя бесконечные ряды чисел и не способные справиться с конкретной машиной. На основании этого исследовательская работа объявлялась ненужной тратой времени и денег. По мнению сталинистов, царская наука оторвалась от практики и стала самоцелью, лишенной всякой пользы и права на существование. Советские идеологи издевались над научным исследованием и называли его «эмпиризмом», который новый «спец» вынужден преодолевать, чтобы достигнуть «материализма».

Рис.11.2. Карикатура на старорежимного «спеца»

«Инженерный труд» завел на своих страницах рубрику «Наш паноптикум», в которой клеймились царские интеллигенты – такие, как инженер Красильников из Ленинграда, «специализировавшийся до революции на ловле рыбки в мутной водичке тиражей выигрышных билетов <...>. Теперь он морочит публику предсказаниями погоды не только по дням, но и... по часам. В этом ему якобы помогает красавица-луна и, в частности, отвергнутая давно наукой теория лунных приливов в атмосфере». На шарже Красильников был изображен как лысый старик, сидящий за столом своего кабинета и через окно смотрящий на Луну в подзорную трубу.

Рис.11.3. Карикатура на старорежимного «спеца»

Если в лице Красильникова «Инженерный труд» демонстрировал негодного специалиста, похожего на колдуна в халате с черным котом на полу и с совой на столе, то на примере инженера Черняка была показана другая крайность: бюрократ в костюме, с аккуратно сделанным пробором, чертящий на ватмане сотни маленьких бессмысленных рисунков.

«Не удивительно, – злорадствовал „Инженерный труд“, – что рабочие часто обращаются с инженерами как с мешающими им работать учеными, не разбирающимися в практике...»

Второй упрек, дискредитирующий интеллигенцию, состоял в утверждении, что многие из них вообще не являются настоящими учеными или инженерами, а были на самом деле – «самозванцами», «лжеспециалистами», купившими дипломы еще в царские времена за границей или выписавшими сами себе документы о высшем образовании.

«Инженерный труд» сообщал: «Наука шла туго, головы работали медленно, они сидели по 10, 12, 15 и даже 18 лет в институтах и всё равно повторно не сдавали экзамены. Они покупали диплом, который потом защищали».

К ругательствам «самозванец» и «лжеспециалист» были добавлены названия «спецрвач», «спецгастролер» и «инженер-обыватель».

В-третьих, большевики пытались оспаривать всякую компетентность «спецов» в оценке социалистического строительства, обвиняя их в аполитичности и безразличии ко всем общественным событиям. По их мнению, без понимания политики и при отсутствии политического взгляда невозможно правильно оценить масштаб грандиозных революционных преобразований, развернувшихся в стране. Нейтральность являлась не только неверием в строительство социализма, но скрывала «вредительство».