Голодные игры

– Ты уверен? Что там вообще можно увидеть – льет как из ведра? – говорю я, отталкивая Пита от камней, и выглядываю наружу – темное дождливое небо.

Еще несколько секунд в небе мерцает расплывчатое лицо Цепа, потом гаснет. Навсегда.

Я безвольно приваливаюсь к камням, забыв, что делала перед этим. Цеп погиб. Я должна радоваться, не так ли? Избавилась от соперника. Да еще такого сильного. Но я не радуюсь. Я думаю только о том, как Цеп отпустил меня, позволил мне убежать. Ради Руты, умершей с копьем в животе.

– Ты в порядке? – спрашивает Пит.

Неопределенно пожимаю плечами и обхватываю себя руками, словно мне холодно. Я не могу показать все, что чувствую. Кто поставит на трибута, оплакивающего своих соперников? Рута – другое дело. Она была моей союзницей. И такой маленькой. Никто не поймет моего горя из-за убийства Цепа. Убийства! Слово ошеломляет меня. Хорошо хоть я не произнесла его вслух. Это не добавило бы мне шансов на арене.

– Просто… если не победим мы… я хотела, чтобы победителем был Цеп, – говорю я.

– Да, понимаю. Но с другой стороны, это значит, что мы на шаг ближе к Дистрикту-12. – Пит сует мне в руки тарелку. – Поешь, пока не остыло.

Я беру в рот баранину, чтобы показать, что действительно уже успокоилась, еда кажется безвкусной как вата, и я с трудом ее проглатываю.

– Еще это значит, что Катон начнет охотиться на нас, – говорю я.

– И он добыл то, что ему необходимо, – добавляет Пит.

– Он наверняка ранен.

– Почему ты так уверена?

– Цеп не дал бы убить себя без боя. Он такой сильный. То есть был сильный. И там была его территория.

– Хорошо. Чем сильнее он ранен, тем лучше. Интересно, как поживает Лиса?

– Ну, с ней, думаю, все отлично, – ворчу я, до сих пор злясь, что спрятаться в Роге изобилия придумала она, а не я. – Пожалуй, легче справиться с Катоном, чем с ней.

– Может, они справятся друг с другом, а мы поедем домой. И дежурить надо внимательнее. Я пару раз задремал.

– Я тоже, – признаюсь я. – Но сегодня нельзя.

Мы молча едим, потом Пит вызывается дежурить первым. Я заползаю в мешок рядом с ним и натягиваю на лицо капюшон, чтобы укрыться от камер. Мне очень нужно немного уединения, чтобы справиться со своими чувствами. Я молча прощаюсь с Цепом и благодарю его за то, что он оставил меня в живых. Обещаю, что буду о нем помнить и постараюсь помочь его семье и семье Руты, если стану победителем. Потом засыпаю, сытая и согретая теплом Пита.

Первое, что я чувствую, когда меня будит Пит, это запах козьего сыра. Я продираю глаза и вижу перед собой половинку булочки, намазанную густой кремовой массой, поверх которой уложены ломтики яблока.

– Не сердись, – говорит Пит. – Очень есть хотелось. Вот твоя половина.

– Отлично, – говорю я и откусываю большой кусок. Сыр жирный и ароматный, похож на тот, что делает Прим, яблоки сладкие и сочные. – М-м.

– В пекарне мы делаем пироги с козьим сыром и яблоками, – говорит Пит.

– Дорогущие, наверное.

– Слишком дорогие для нас самих. Едим, только если они зачерствеют. Хотя мы вообще редко едим что-то свежее.

Ха! А я-то думала, что у торговцев сладкая жизнь. Голодать-то Питу, конечно, не приходилось, что верно, то верно. И все-таки есть что-то удручающее в том, чтобы всегда жевать черствый хлеб, старые сухие буханки, которые никто не захотел купить. При всей нашей нищете у нас есть одно преимущество: так как я добываю еду каждый день, она большей частью такая свежая, что того гляди убежит.

В какой-то момент во время моего дежурства дождь прекращается. Не постепенно, а сразу. Слышно только, как с веток падают капли и шумит переполненный ручей. На небе показывается красивая круглая луна, и снаружи все видно даже без очков. Не знаю, правда, настоящая это луна или просто изображение на экране. Незадолго до моего отъезда луна была полной. Мы с Гейлом видели ее восход, когда охотились до поздней ночи.

Сколько меня не было дома? На арене я около двух недель, перед этим неделя подготовки в Капитолии. Да, луна уже могла завершить свой цикл. Почему-то мне очень хочется, чтобы это была моя луна, та самая, которую я вижу над лесами в Дистрикте- 12. Пусть будет здесь хоть что-то настоящее, за что можно зацепиться в этом перевернутом мире арены, где во всем приходится сомневаться. Нас четверо.

В первый раз я позволяю себе всерьез задуматься о возможной победе. О славе. О богатстве. О собственном доме в Деревне победителей. Мама и Прим станут жить со мной. Нам не будет грозить голод. Можно сказать, мы станем свободнее. Но что… потом? Чем я буду заниматься? До сих пор все мои дни уходили на добычу пропитания. Что я без этого? Чего я стою? Мне становится не по себе от этих мыслей. На ум снова приходит Хеймитч. Во что превратилась его жизнь? Он совсем один, у него нет жены и детей, когда не спит, почти всегда пьяный. Врагу такого не пожелаешь.